Пожарная застава квартала Одэнмате
Шрифт:
— Да что вы говорите! — поразилась служанка и, смутившись, скрыла рот рукавом. Дама Магаки, подняв взор, в легком недоумении следила за игрой сего лицедея.
— Славный обычай предписывает начинать свой рассказ самому молодому из присутствующих, — захлопнул ловушку этот хитрец.
— Это я, что ли? — поразилась служанка, коснувшись пальцами кимоно на своей груди. — Ах, оставьте, молодой господин, что я знать могу? И неужто не вы здесь самый молодой?
— Я мужчина в расцвете лет, — довольно упер в бедро свой сложенный веер Канкуро. —
— Ох, ну что вы! — совсем смутилась служанка. — Разве так можно?
— Таков обычай, — веско заявил Канкуро, наклоняясь вперед. — И не нам его нарушать.
— Ну, может, я и знаю что-то такое и могу рассказать, — мило смущаясь, сомневалась служанка, — но разве что хозяйка мне позволит…
— Расскажи, Окими, — соизволила дать свое соизволение дама Магаки.
— Конечно-конечно! — в восторге подхватил Канкуро. — Расскажи, Окими! Расскажи нам все!
— Ну, если вы настаиваете, — служанка смущенно спрятала ладони под согнутые колени. — Я знаю только одну такую историю. И это не совсем история. Это… Впрочем, не важно. Это история. История о священном кото, обтянутом шкурой кошки-оборотня.
Глава 16
Кото из шкуры кошки-оборотня
Кото — древняя островная цитра, тыквенный резонатор которой испокон веков — чтобы добиться прелестного мяукающего звука — обивают кошачьей шкурой. С таким кото Окими и прибыла в столичный публичный дом на праздничный пир, обернувшийся тем жутким громким убийством.
Окими встретили в доме холодно: совсем юная девчонка, проданная родителями за долги в веселый столичный квартал, не нуждается в теплом приеме — посидит на холодных досках комнат для прислуги. Может, и будет когда-нибудь от ее крестьянской музыки какой-то толк…
Окими сидела и мерзла в неотапливаемой части дома и ждала, когда о ней вспомнят.
Там ее и нашла дама О-Тоё.
Сначала темную комнату по полированным доскам миновала здоровенная пушистая кошка трехцветной счастливой расцветки, сверкнула на Окими желтыми глазами и скрылась в соседней комнате, где громко замурлыкала.
А потом из комнаты явилась и ее хозяйка — в приспущенном с шеи алом кимоно с золотыми фениксами, с огромным бантом впереди, на высоченных гэта черного дерева с ажурной прической, напоминающей драгоценного паука. Ойран — непомерно дорогая девица из этого дома, доступная только очень богатым посетителям. Сразу видно — звезда веселого квартала.
— Кто это у нас? — удивилась продажная дама, наклоняясь над Окими. — Я тебя еще здесь не видела. Ты у нас новенькая? Ты на этом играешь?
— Да, многоуважаемая, — низко, как наставлял батюшка, поклонилась Окими.
Дама засмеялась в голос, изящно прикрыв рот узорчатым веером:
— Не смеши меня! Зови меня О-Тоё, милая. И хватит сидеть в темноте — идем за мной. Там весело.
И
И там действительно был весело. Пир гудел. Мужчины уже изрядно выпили, расслабились, девицы подливали им без устали. Посетители встретили даму О-Тоё восхищенными криками.
— А где прячется причина это восхитительного сборища? — громко вопросила дама О-Тоё. — Где наш владетельный князь?
И вправду? А где князь в то время, когда этот цветок Тростникового Поля явился на землю?
Побежали искать князя и довольно быстро нашли. Мертвым на холодной постели в одной из задних комнат. С разорванным горлом.
Крик ужаса разнесся по дому. Служанки с воплями побежали по коридорам, мужчины напуганно оставили выпивку.
Всеобщее бегство остановил один человек.
— Всем стоять! — крикнул благородный муж Дзёбэй, вассал убитого князя, обнажая меч. — Убийца еще в этом доме. Всем стоять. Клянусь — я найду его, прежде чем покончу с собой от стыда. Всем стоять, или я перебью здесь всех и наверняка достану виновного.
— Но как мы найдем убийцу? — закричали перепуганные гости веселого дома. — Человек не в состоянии нанести такие раны, это следы огромных когтей!
— Я выясню, кто это мог быть, — холодно ответил Дзёбэй. — Садитесь на свои места, пожалуйста.
Тусклый блеск его меча убеждал надежнее любых слов. Все расселись по своим местам. Многие продолжили пить то, что было у них в чашах, уже не от веселья, а от беспокойства.
Окими сидела за спинами гостей в обнимку со своим кото, едва живая от страха. Сидевшая рядом с нею дама О-Тоё повернулась к ней и шепнула:
— Как скучно здесь становится, и я уже замерзаю. Милочка, знаешь ли ты музыку камигакари, что играют для снисхождения духа, или демона, или божества на подготовленного человека?
— Да, многоуважаемая, — прошептала Окими. — Я играла для служителя в нашем храме Инари, когда искали похитителя риса, и дух рисовых полей снизошел на него…
О-Тоё насмешливо фыркнула и произнесла:
— Значит, ты поможешь мне.
О-Тоё встала и громким возгласом перебила Дзёбэя, пытавшегося выяснить у полупьяных гостей, где кто сидел и куда выходил, когда и надолго ли:
— Мы можем спросить самого князя, господин Дзёбэй!
Дзёбэй, неприятно удивленный, нахмурившись уставился на нее.
Дама О-Тоё предлагала обряд нисхождения духа. Она указала на Окими — девочка будет играть для духа на своем кото, она указала на Дзёбэя, — он верный вассал, он будет надежным вместилищем духа погибшего. Сама она будет вопрошать.
— Давай, деточка, иди сюда, — позвала дама О-Тоё.
Ежась под общими взглядами, Окими вышла на середину зала, устроилась на полу, сняла с кото чехол, взяла его в руки и дернула струны костяным крючком. Дзёбэй с недоверчивым выражением на лице устроился напротив, дама О-Тоё встала рядом и оглядела обоих и произнесла: