Пожарная застава квартала Одэнмате
Шрифт:
— Послушай, тварь. Я тебя насквозь вижу. Если на этот раз ты замыслила что-то против Сэнсиро, я тебя убью. Взорву вот этими бомбами. Поняла? Славно. Бери. И кидай правильно. Я знаю — ты можешь…
И отступил назад, к остальным.
Лиса сидела перед столом с золотыми монетами, в поднятой руке на кончиках пальцев удивительно ровно стоял стакан с игральными костями. Она держала свою судьбу на кончиках пальцев. Или не свою?
Хэдайро стало холодно. Глаза лисы сливались с тенью.
— На что играем? — прищурившись,
— Чет-нечет, — согласился Торадзаэмон.
— Выпадет чет — лиса достается торговцу. Выпадет нечет — золото?
— Конечно, — подтвердил Торадзаэмон.
— А если выпадет четыре?
Четыре — гиблое число. Сумма смерти, и пишется теми же знаками, что и слово «смерть». Выигрыш не достается игрокам. Никому. Выигрыш уходит устроителю игры. То есть в данном случае, как в седой древности, — рассудившим богам.
— Мне! Тоже мне! — крикнул Годзабуро. — Мой дом, я устроитель!
— Да ты что. Сейчас, — съязвил Бэзо Безголовый. — Богам — значит богам. Смерть — значит смерть.
Сэнсиро вскочил — такое его уже никак не устраивало. Дядька Торадзаэмон рявкнул на него, но Полукровка не услышал. Бэзо, скалясь, опасно пригнулся.
Лиса громко хлопнула стаканом по лаковым драконам на поверхности стола.
Было слышно, как внутри стакана прокатились и остановились кости.
— О! — раскрыв рот, Иченоза привстал с места.
Прочие просто замерли.
— Посмотрите! Что там? — Иченоза тыкал толстыми пальцами и потел от возбуждения.
Хэдайро встал и подошел к столу. Лиса, не глядя на него, спрятала руку в рукав.
Хэдайро наклонился и поднял стакан со стола. Белые, в выжженных точках кости отражались в черном лаке, как в воде.
— Что там? — крикнул Иченоза.
Хэдайро молчал.
Торадзаэмон оттолкнул его, посмотрел сам. Обернулся к Сэнсиро:
— Глаза демонов.
Это пара двоек. Четыре. Рука свыше. Все, что на кону, — богам.
Бэзо Безголовый захохотал. Вынув из-под себя черную восьмигранную дубинку в железных нашлепках, он шагнул к лисе.
Сэнсиро выхватил из-за пояса нож и кинулся на него.
Бэзо за ошейник швырнул своего мальчишку ему навстречу.
Хэдайро застонал, разлепляя глаза, — Торадзаэмон, ударивший его связкой бронзовых шаров по голове, едва-едва не раскроил ему череп.
Комната горела.
Годзабуро, падая, сорвал со стены бумажный фонарь, и теперь горящее масло разлилось по одежде торговца. Матушка Бэнсо спасала сына, сбивая пламя горящими руками.
Иченоза огромными белыми руками душил Торадзаэмона. Возил спиной прямо по золоту на столе.
Бэзо Безголовый лишился головы, мальчишка в ошейнике лакал кровь, вытекающую из нее.
Сэнсиро лежал на полу, его белые волосы стали красными. Лиса, склонившись над Сэнсиро, поддерживала под затылок.
Рукав ее кимоно пропитывала кровь.
— Давай! — крикнул
Лиса подняла на него глаза — как звезды, — и Хэдайро стало стыдно за себя. Здесь спасал не он.
И жертвовал не он.
Лиса, склонившись, обняла Сэнсиро. Полукровка окровавленными пальцами коснулся ее губ.
Вокруг них металось рыжее, как лисьи хвосты, пламя.
Все-таки не человек, осознал Хэдайро. Человек так не сможет.
Иченоза отбросил Торадзаэмона прочь, вскочил и с воплем «Измена!» через комнату всем телом бросился на Хэдайро.
Удар снес Хэдайро с ног.
Последнее, что он видел, выпадая из дома через выбитую загородку, это Торадзаэмон, бросающий связку бомб под стол с монетами.
Взрыв разнес дом до земли, разбросал обломки по всей деревне. Золотые монеты потом находили на берегу и на дне бухты. Один из пехотинцев Хэдайро поймал такую монету в щеку и лишился половины зубов, — но ее золото его утешило.
Судя по всему, живьем, кроме Хэдайро, из дома смог выбраться только дядька Торадзаэмон. Старик-настоятель рассказывал, что видел, как тот на украденной лодке греб от острова через пролив. Полукровку он не спас, Хэдайро — нового господина острова — не убил.
Ему оставалось только бежать…
Обескровленная и обезглавленная островная община безропотно подчинилась воинам Хэдайро. А вскоре правительство страны и вовсе запретило строить большие морские корабли и плавать в чужие земли. Под тяжелой дланью военного правления забывалось о прежних вольных пиратских плаваниях. От старых времен остались только сказки.
Хэдайро прожил долгую, полную мирских забот жизнь в этом рыбацком краю. Он не препятствовал своим рыбакам завести новый обычай — каждый год устраивать празднество роковой игры для утешения призраков погибших в ту ночь. Община строила временный дом, устраивала в нем запрещенную правительством игру в кости под виды на урожай, а с наступлением ночи дом сжигали, как его не было…
Сам Хэдайро никогда больше он не брал в руки и не метал костей. Ибо большее несчастье его уже и не могло постигнуть.
Ведь он так и не женился и не завел семьи. До самого конца — когда ему, уже умирающему, второй раз обрили голову и дали духовное имя, — он хранил верность давнему мучительному воспоминанию.
Ведь сказывают, с тех пор на острове в горах поселилась прекрасная лиса.
— Потрясающая история, — задумчиво произнес Канкуро. — Потрясающая. Весьма впечатляет. И коль зашла речь об искусстве перевоплощения, я не могу молчать, я расскажу вам еще одну такую историю о переменчивости облика. Историю о театральном мече. Случилось это с одним моим близким другом во времена, когда участие мальчиков в действиях Кабуки еще не было запрещено.