Пожарная застава квартала Одэнмате
Шрифт:
Ханосукэ рассказывал, что по случаю вступления в должность нового сёгуна как-то ее собирались то ли упразднить, то ли упростить проход, но после заговора Юи Сосэцу все оставили как было. Все же недостаточно спокойно в Поднебесной, и это так…
У Ханосукэ был пропуск на доставку ящика, а меня если остановят и пристрастно досмотрят, то могут ящик отобрать. Но я все же постараюсь пройти, не должен я привлечь особого внимания.
Ханосукэ хладнокровно прошел бы в начало очереди, невзирая на тихое осуждение нижестоящих, пропуская, конечно, вперед тех, кто выше по положению. Именно поэтому мы с Итиро скромно
Итиро устало скинул с плеч ящик, упал на него, вытащил из чехла на поясе трубочку, деревянный ящичек с мелко нарезанным табаком и принялся не спеша, с намерением провести за этим занятием как можно больше времени, набивать им трубку. Да, встали мы тут надолго.
Я оставил его отдыхать на ящике, прошел вдоль очереди посмотреть, что там и как. Распахнутые ворота заставы в бамбуковом частоколе ограды, куда уходила очередь, были неблизко. Перед нами было человек сто. Когда я вернулся, за нами уже стояли. Десяток молодых крестьянских девиц разного возраста с дорожными узелками и бодрый купчишка с крепким напарником — присматривать за товаром. Девицы как девицы… болтливые. Итиро, закинув голую ногу на ногу, курил, задумчиво озирая устраивавшихся на краю дороги девушек.
— Куда их столько? — произнес я. — В Ёсивара пополнение, что ли?
— Да нет, — кратко произнес Итиро. — Этих просто под мост. Или в бани. Или по чайным домам. Может, какой и повезет, если талант есть. А может, и не повезет, даже если есть.
Он был слишком угрюм, чтобы мне захотелось продолжать расспросы. Вряд ли у него из семьи кого-то продавали в публичные дома. Но кто знает, что у него в прошлом…
Старик с кукольным театром на груди, стоявший пред нами, почувствовал момент, выкатился к девицам, завел теплый разговор. И вот мы уже все смотрим смешную историю о проделках мелкого негодяя Дансити, купец, в общем, тоже доволен — нет ничего хуже в пути угрюмых девиц, народ тоже смотрит и просто радуется, а кукольник соберет себе сегодня на ночлег — я ему после медную дзэни тоже кинул.
Потом позади нас в хвосте выстроившейся очереди раздались крики, громкие команды, поднялась пыль. Стал слышен шум множества ног, поднялись над пригорком слабо трепыхавшиеся в теплом безветрии боевые флаги.
Всеобщий тихий стон прокатился по очереди — это был княжеский поезд.
Поезд удельного князя.
Когда они проходили мимо — знаменосцы, всадники, пехотинцы, носильщики паланкинов, сокольничие, копьеносцы, — а люди по краям дороги валились наземь в низком почтительном поклоне. Итиро уже стоял на земле на коленях рядом с ящиком, согнутый в низком поклоне, как прочие, я согнулся в приличном поясном поклоне — чужой князь все-таки. Из «ближних», судя по гербам на проплывавших мимо рукавах. Кланялся я, видимо, достаточно почтительно — а может, им было уже все равно, устали, и никто не обратил на меня внимания.
Передовой отряд достиг ворот. Вся колонна встала, хвост как раз напротив нас. Там, впереди, отгоняли простой люд от ворот, слуги ставили принесенные с собой бамбуковые рогатки — удерживать посторонних в отдалении от драгоценной персоны владетельного князя.
Вот вышел начальник заставы, кланяется княжескому вестнику, принимает бумаги,
Тем временем поезд готовили к досмотру. Из домов высыпали стражники, шли с достоинством чиновники Ставки. Ну, сейчас растрясут господина не нашего князя…
Когда-то княжеское заложничество в столице сёгуна было выражением искренних чувств, верноподданничества. Выражением доверия, чистоты помыслов и единства перед лицом врага. Теперь, после новых указов Ставки, это стало обязанностью. Год князь и его семья живут в столице под присмотром, потом князь на год может вернуться в свои владения, проверить дела, навести порядок, а на следующий год обратно — семья-то в столице. Жена, дети. Вернешься, куда денешься, и остережешься замышлять что-то по дороге…
Много, говорят, кроме Юи Сосэцу, было заговорщиков и скрытого неповиновения в последние годы… Вот князей и приструнили. Пока так вот разъезжаешь, не до заговоров, хозяйство бы поддержать в порядке. Да и сам поезд этот — сущее разорение. Мы своего князя и по два года не видели — дешевле выходит. Да и немолод он уже так далеко ездить. Весьма немолод.
…Княжеских женщин выпустили из паланкинов и отвели в дом вместе с личным описанием каждой на отдельном свитке. Там их досмотрят женщины — жены стражников заставы, сравнят приметы, возможно, допросят.
Простой народ из очереди начал расходиться — это точно до вечера, а там ворота уже закроют.
Нужно и нам найти пристанище на ночь.
Станционные нынче изрядно заработают.
Ночью я услышал голоса на улице. Кто-то там ссорился, негромко, стараясь не разбудить всю округу, но зло. Я узнал голос Итиро.
Я поднял ножны с мечом — теперь я спал с ним рядом, вышел из своей комнаты и тихо пошел к выходу.
Что там?
Ящик я уже научился подвешивать к стропилам — ежедневная нужда заставила. Так что если кто-то проникнет в комнату, за мое короткое отсутствие не успеет впотьмах распутать или перерезать накрученные на балки крыши веревки под потолком, так чтобы ящик с грохотом не свалился прямо на вора, перебудив всех постояльцев.
Я прошел темным коридором к крыльцу гостиницы и увидел, как Итиро сквозь зубы ругается с хозяином продажных девок. Помощник купца был тут же, хамски напирая на моего подчиненного волосатой грудью, выпяченной из несобранной одежды.
— Что здесь? — негромко произнес я, появившись на крыльце. Все спорщики замерли. Купчишка глянул на ножны с мечом у меня в опущенной руке, поклонился и попятился в темноту, утащив подручного с собой, оставив меня наедине с разозленным Итиро.
— Что случилось? — спросил я все же после недолгого молчания.
— Ничего особенного, господин Исава, — буркнул Итиро. Смотрел он в сторону.
— Так ли?
Итиро сглотнул, помотал головой, как мальчишка. Да он и есть мальчишка.
— Тогда нужно ложиться спать, — произнес я. — Завтра далеко идти, нужно отдохнуть.
— Да, господин Исава, — упрямо произнес Итиро.
Давно мне так не дерзили. Привык я к почтительности нижестоящих у нас в замке. Да уж, в мире все не так, как дома. Что я мог сделать? Прогнать его? Он был мне нужен. Не рубить же его?