Позорный столб (Белый август)Роман
Шрифт:
— Вы будете сопровождать нас, — приказал Майр двум сыщикам.
Те щелкнули каблуками. Майр и его свита покинули контору: впереди шел владелец завода, за ним управляющий и мастер, шествие замыкали два сыщика.
Штерц во что бы то ни стало порывался пойти вместе с зятем.
— Мне бы тофе хотелофь, — беззубо шамкал он, ощупывая красный нос.
— Прошу тебя, Виктор, останься здесь, — весьма решительно отверг его просьбу Майр.
— Хуго прав, — поддержал заводчика Юрко.
Он прекрасно видел, что главной причиной недавней неудачи, постигшей заводчика в его попытке «расправы в назидание другим», явилась выходка этого дурня Виктора — разумеется, в придачу к наглому упрямству того рабочего.
— Хуго прав, —
Владелец завода и его эскорт удалились, а оба поручика удобно расположились в креслах, попыхивая сигарами.
— Фто ты делаеф фегодня днем? — спросил Штерц.
— Отправлюсь к Чиллери, в Буду, — ответил Юрко.
— Он тове дантифт? — спросил Штерц.
Юрко утвердительно кивнул.
— Будет организационное совещание. Жаль, что тебя еще не вовлекли.
— Органивафионное фовеффание! — задумчиво проговорил Штерц, пуская через беззубый рот роскошные кольца дыма. — Грявная фвинья! — добавил он, имея в виду Бики.
— О да! — поддакнул Юрко.
— Надо и мне пойти к дантифту… — все так же задумчиво прошамкал Штерц и послал в воздух великолепнейшее голубое колечко.
Тем временем владелец завода, возглавляющий карательный отряд, уже вошел в царство модельщиков, где в нос ударял смешанный запах клея, лака, опилок и стружки. Там работали восемь мастеров и трое подручных. Неподалеку от входа молодой подручный с помощью наждачной шкурки заканчивал отделку деревянной модели гладкого шкива, в углу булькал клей и стояли наготове серый, красный и черный лаки; второй подручный обтачивал какую-то деталь острым, как бритва, косым мезером; третий с реером в руках склонился над токарным станком, работающим с педальной ременной трансмиссией; мастер переносил на заготовленные липовые щиты цеховой чертеж; пятый что-то строгал; лишь один из подручных бил баклуши — новенький, никогда не видевший раньше Майра; погруженные в работу, не подымая головы, они пробормотали что-то вроде ответного приветствия, когда господин Хуго Майр громко и поразительно дружелюбно пожелал им доброго дня. В руках второго подручного слегка дрогнул мезер, и он, побелев как полотно, судорожно вцепился в него, пронзенный мыслью, что вдруг выдержка изменит ему, он ринется на человека с птичьей головкой и всадит резец в его грудь; уже всему заводу была известна судьба, постигшая Густава Бики, ибо двое рабочих, находившиеся во дворе, собственными глазами видели, как полицейский и сыщик вели парня к воротам; лицо его было в ссадинах, кровь заливала рубашку. Эти случайные очевидцы были столяры; они вдвоем тащили большое бревно, что-то такое сказали относительно полицейских ищеек и с бревном на плечах безотчетно приблизились к тем троим; тогда сыщик выхватил револьвер, подал знак полицейскому не спускать глаз с арестованного и без всяких церемоний направил дуло револьвера на двух столяров. Рабочие с тяжелым бревном на плечах не двинулись с места и угрюмо смотрели, как выводят за ворота их товарища.
— Дерьмо, вот кто мы, — проговорил тогда один из них.
Второй пожал плечами, и они, обливаясь потом, сгорая от стыда и терзаясь угрызениями совести, отправились дальше со своей нелегкой ношей — у обоих было такое ощущение, будто им наплевали в глаза.
Владелец завода, обменявшись несколькими словами с мастером цеха модельщиков, в конце разговора протянул ему руку — жест, который у этого надменного аристократа с птичьей головкой означал величайшую милость, — и при этом на лице его мелькнула тень какого-то подобия улыбки. Мастер даже крякнул, а когда Майр удалился в сопровождении свиты, он стал внимательнейшим образом рассматривать свою ладонь.
— Не мой ее теперь целых двадцать пять лет! — посоветовал ему подручный, работавший косым мезером.
— Я бы плюнул ему в ладонь, — сказал один щупленький человечек.
Ему
— Товарищи… — раздался чей-то голос.
Господа перешли в литейный цех номер один. Впереди шагал владелец завода, рядом выступал с гнусной ухмылкой управляющий Чёфалви, в полушаге от них следовали два сыщика; замыкая шествие, плелся рыжеусый мастер Мар, которому всей душой хотелось сейчас находиться за тысячу километров отсюда. Владелец завода заглянул в цеховую контору; главный инженер, весь красный, бранился с крановщиком из-за каких-то блоков; крановщик лишь пожимал плечами, а главный инженер, увидев шефа, замолчал и поднялся с места. На лице его мелькнуло выражение растерянности.
— Позови мастера, — приказал он одному из учеников, затем предложил шефу стул. Майр отказался и высокомерно кивнул.
— Мы пройдем дальше, — сказал он Чефалви.
Они обошли огороженную часть стержневого отделения; оба сыщика смотрели во все глаза, так как впервые в жизни оказались на чугунолитейном заводе; из обрубщиков работали всего двое, да и те были только подручные — сейчас там стоял галтовочный барабан с разнообразными проволочными щетками.
В первой вагранке выплавка шла уже к концу; сыщики то и дело настороженно поглядывали назад; кто-то из формовщиков позади группы вновь прибывших потряс кулаком; первый сыщик пристально посмотрел на него, а второй пронзил его колючим взглядом.
— Никудышный ватерпас! — сказал тогда рабочий своему товарищу, зевнул и почесал обнаженную грудь. — Сколько ни трясу, все равно заклинивает! — В руке он действительно держал ватерпас.
Первый сыщик побагровел.
— Погоди ты у меня! — пробормотал он.
Майр со свитой подошел к вагранке. Сыщики, до сих пор то и дело поглядывавшие назад, вдруг попросту повернулись лицом к выходу, и на этот раз у них были для этого серьезные основания: в дверях литейного цеха показались оба поручика, они с надменным видом шагали среди куч литейного песка; у поручика, более щуплого на вид, в глазу торчал монокль, нос у него был распухший и красный. Поручики Штерц и Юрко страшно заскучали, сидя в томительном ожидании в кабинете, и решили присоединиться к карательному отряду.
— Мовет быть, неффафного Хуго уве убивают, — сказал Штерц встревоженно, — мовет быть, он фильно нувдаеффа в наф, а мы тут покуриваем фигары.
Они спустились во двор, обошли несколько цехов и встретили наконец бедного Хуго, которого чуть не хватил удар, когда он узрел шишкообразный нос Штерца. Владелец завода далеко не был слеп и прекрасно видел горящие от ненависти взгляды, которые рабочие метали в их сторону; не ускользнули от его внимания и хмурые лица людей, и то, как они с предельной лаконичностью отвечали на его вопросы, как мрачно поглядывали на двух сыщиков и особенно на мастера Мара, с каким упрямством склонялись они над работой.
«Именно сейчас обуяла их спешка! — думал он, захлестываемый желчью. — Бездельники… Десять крон почасовой оплаты!»
Однако он ничем не выказывал клокотавшей внутри его испепеляющей злобы. Пускай рабочие притворяются, будто не замечают его, пускай делают вид, что именно в этот момент им всем приспичило что-то наладить: переставить подальше опоку, сложить наверх болванки, подобрать шестерни, поправить цепь крана, покрасить вентиляционные трубы, просеять песок, — прекрасно, пускай они его не замечают!
«Все будет потом по-иному», — думал Майр.
Но тут, как на грех, у него за спиной раздался мощный голос его бестолкового шурина:
— Конеф владыфеффу крафных мервавфев! — Штерц выпятил грудь колесом, лихо лягнул ногой опоку и вдруг охнул. Кто-то засмеялся. Майр закусил губу.
«Он спятил! Наверняка хватил лишнего! — мелькнуло у Майра подозрение. — Ведь сегодня целое утро словно…»
Перед желобом первой вагранки стоял пожилой здоровяк и влажной тряпкой вытирал пот на груди и плечах. Его сомовьи усы слиплись и нависли над губами.