Позволь мне решить
Шрифт:
– Я просто хочу, чтобы ты проводила больше времени с детьми, - в очередной раз отчеканил муж, останавливаясь у камина. – Они вытворяют, что хотят, и ты им в этом потворствуешь! Ты для них самый яркий пример того, как поступать неправильно!
Флорика вспыхнула.
– Да ну? А ты тогда – само воплощение родительского идеала?! Они мальчики, Орест, они берут пример с отца, а не с матери! И кого же они видят? Угрюмого, недовольного, разочарованного в жизни нытика, который утопил себя в бесконечной жалости к несбывшимся надеждам! Что смотришь, милый? Разве я не права? Разве не об этом ты жалеешь – о своём проклятом троне, от которого отрёкся по собственной дурости? А ведь я говорила тебе: не надо! Говорила: одумайся! Но
Флорика всё-таки сорвала злополучный браслет, швырнула ему под ноги, отворачиваясь к окну. Разрыдалась, размазывая по щекам румяна и тушь сжатыми кулаками.
Орест молча смотрел, как сотрясаются её оголённые плечи, с которых упала тёплая шаль, и как вздрагивают в такт рыданиям жемчужные булавки в тёмных волосах. Злость на жену не проходила, но вместе со злостью пришло и раскаяние. Флорика была права, и оба прекрасно это понимали. Вот только легче от этого не становилось.
За время их брака многое изменилось. Флорика интуитивно старалась стать лучше, достойной своего высокорожденного супруга. Она сама захотела брать уроки у галагатских учителей и ораторов – Орест тогда ещё посмеивался над внезапной блажью молодой жены – и подобное образование мало-помалу сделало своё дело. Безграмотной, косноязычной воровки больше не было. Супруга будто расцветала с каждым годом, несмотря на заботы о детях и повседневные обязанности, становилась более привлекательной и ухоженной, и эти перемены наравне с гибким умом превратили её в настоящую красавицу.
Орест тоже изменился. Поскольку первые несколько лет они прожили за городом, в особняке неподалёку от маленькой деревушки, он позволил себе отпустить бороду и волосы, превратившись в настоящего валлийского землевладельца из глубинки, дикого и полуобразованного. С бородой он перестал походить на самого себя, и ему это на первых порах даже нравилось – не каждый смог бы узнать в нём юного принца Ореста. Нужда в витиеватом дворцовом общении также отпала, равно как и необходимость постоянно быть настороже, в полной готовности отражать чью-то словесную атаку. Чтение или же шахматы по вечерам с Флорикой, которая никогда не была в них сильна – вот и все тренировки для когда-то хваткого ума.
Постепенно радость от рождения сыновей утихла, уступив серым будням, и однажды, когда детям исполнилось по пять лет, Флорика заявила, что желает вернуться в Галагат. Феодору требовалась помощь, и она хотела вновь приобщиться к делам.
Орест протестовал недолго: шурин пригласил их семейство в столицу, и бывший король, заскучавший в своём поместье, согласился. Перемена действительно пошла на пользу: сыновья увидели, что такое город, сам Орест тоже был рад пройтись по улицам столицы – и плевать, что ради подобных прогулок ему приходилось надевать маску или глухой капюшон, чтобы никто не узнал в бородатом господине августейшего принца. Флорика так и вовсе расцвела: выполняя ночью поручения Большого Питона, она не забывала посвящать дневные часы себе и детям, с упоением погружаясь в развлечения большого города. Оресту тоже нашлась работа: знаток нескольких иностранных языков, он согласился на просьбу шурина перевести деловые бумаги и допросить пойманного в городе Большого Питона чужеземца. Колесо преступной жизни так незаметно взяло их семейство в оборот, что Орест и сам не понял, как втянулся в незаконные дела. Он быстро нашёл виноватую – любимая жена всегда находилась рядом. Ведь это её брат руководил ночной жизнью Галагата, её кровь пропиталась воровством и грабежами! Про то, что в вотчине Феодора процветали также убийства
Флорика среагировала на подобные обвинения неожиданно резко, заявив, что потребуются долгие годы разбирательств для того, чтобы выяснить, чья кровь дурнее. Её, чьи грехи исчислялись исключительно личностными преступлениями, или его, которая несла в себе бремя государственных переворотов, массовых убийств, развязываемых войн и тысяч бесчеловечных приказов целой династии монархов.
Орест, помнится, тогда ещё поразился бойкому ответу жены, и в тот же день понял, что утратил безоговорочное верховенство в их семье. Если раньше Флорика взирала на него с восторгом, то сейчас она вела с ним разговоры на равных, не делая скидок на прошлые титулы и былые заслуги. И глубоко внутри он понимал, что заслужил подобное обращение. От этого становилось ещё гаже: винить в результате оказалось некого.
С тех пор их семейство так и металось между загородным поместьем и Галагатом, и Орест не видел способа как-то разомкнуть этот проклятый круг. Недовольный собой и своей жизнью, он улыбался всё реже, и только при взгляде на своих сыновей.
– Чего тебе не хватает? – шмыгая носом, спросила Флорика, по-прежнему стоя к нему спиной. – Ведь хорошо же всё! У тебя замечательные дети, свой дом, прислуга, деньги, уважение…
– В воровских кругах, - буркнул Орест.
– У многих ничего этого вообще нет! – отрезала Флорика, поворачиваясь к нему. – И самое главное, Орест: у тебя всё ещё есть жена, которая тебя терпит! Прости, если ошибаюсь, но мне кажется, я не худшая супруга из тех, которые могли бы тебе достаться!
Её голос вновь зазвенел, и Орест взял себя в руки.
– Ты лучшее из того, что случалось в моей жизни, - решительно сказал он. – Прости, Фло.
Флорика постояла какое-то время, кусая губы, размышляя о том, верить ли дежурным словам, или поднимать очередную волну негодования, и наконец сдалась:
– Завтра вставать рано… - безжизненно сказала она, не глядя на него. Обида уступила место убийственному равнодушию: в этот момент Фло не испытывала к мужу ни капли той любви, которая когда-то свела с ума их обоих. – Мальчиков едва успокоила, не хотели ложиться… Давай готовиться ко сну.
Орест проводил взглядом молодую жену, принявшуюся распускать тёмные пряди у зеркала. Флорика больше не смотрела на него, и какое-то время он боролся с искушением подойти и поцеловать её – так, как не целовал уже давно. Он сожалел о том, что вообще начал этот разговор, как сожалел и обо всём сказанном – но вслух признавать этого не стал. К чему тратить силы на болтовню, когда ничего в результате не изменится? Чтобы слова имели вес, их нужно закрепить действиями. Кажется, именно так всегда говорил его лучший друг, король Нестор Ликонт.
Завтрак им принесли в покои, но услужливый лакей тотчас оповестил особых гостей его величества о том, что оба приглашены на обед. После трапезы, таким образом, отец с сыном оказались предоставлены сами себе, и Велегор не преминул этим воспользоваться.
– Гулять хочу, - безапелляционно заявил он. – Тут наверняка есть на что поглазеть! Одна только библиотека чего стоит, я такую кучу книг за всю свою жизнь не видел! А ещё мы пруд проезжали, и парк, и лес, и…
– Всё, можешь не продолжать, - усмехнулся Януш. – Идём.
По территории дворца и угодий они как гости его величества могли перемещаться свободно, чем без зазрения совести пользовался Велегор, заглядывая в любой мало-мальски занятный уголок. Цветущий парк особого интереса у мальчишки не вызвал, но лекарь настоял на том, чтобы пройтись по аллеям – там было вдоволь скамеек, на которых Януш рассчитывал передохнуть: самочувствие после долгой дороги всё ещё оставляло желать лучшего.
– Как скажешь, - покладисто согласился Велегор, с любопытством разглядывая диковинные осенние цветы.