Позывной Леон
Шрифт:
— По местам!
Пока командир отворачивался, Галуш негромко вздохнул и скользнул поближе. В его взгляде смешались настороженность и капля сочувствия.
— Смотри, парень, без глупостей, а? Может, и сработаемся. Кто знает…
Я лишь кивнул ещё раз. У меня внутри бурлила целая буря чувств: досада, обида, азарт — всё сразу. Ведь секунду назад у меня в руках был удивительный клинок, а теперь — чужой автомат, хозяин которого явно не слишком рад делиться им со мной. Но приказы есть приказы, и я старался держать лицо.
Галуш
Я чувствовал, что вокруг витало напряжение — словно все вокруг видели, как у меня отняли оружие, но никто не решался что-то сказать. Может, тут так принято? Или это какой-то особый порядок? Я понятия не имел.
Сердце стучало сильнее обычного, в груди копилась растерянность. «Почему именно я?» — крутилось в голове. Но задавать вопросы, похоже, было не принято, да и к кому обращаться? Оставалось только покорно стоять в строю, стараясь не выдать своего замешательства.
«Наверное, со временем всё выяснится», — подумал я, хоть и не верил в это до конца. В конце концов, я был рад хотя бы тому, что не остался вовсе безоружным. Но ощущение, будто я чужак среди солдат, которые давно привыкли к местным порядкам, не отпускало.
Эскарт несколько раз прошёлся вдоль строя, сверля нас холодным взглядом. Внезапно он махнул рукой, и все, не задавая вопросов, двинулись к высоким воротам, ведущим за пределы плаца.
Я брёл вместе с остальными, всё ещё не понимая, что происходит и почему у меня отняли то странное оружие. Майк, похоже, был в приподнятом настроении и шагал рядом, периодически глядя на меня искоса.
— Ну ты, брат, даёшь! — он буквально светился от радости. Видно было, что вся эта сцена с колонной и оружием его завела.
«С чего это я ему брат?» — мелькнула мысль. Но я лишь пожал плечами и опустил взгляд, снова погружаясь в собственные противоречивые чувства. Я пытался собрать мысли в кучу и понять, что сломалось в моём «плане» на жизнь, когда меня лишили того необычного клинка.
— Такого я давно не видел, — Майк будто подпрыгивал на ходу, расталкивая идущих рядом новобранцев. — Ты видел лицо Эскарта? Он чуть с ума не сошёл, а это тебе, поверь, сложно представить: у него всегда каменная физиономия. Я уже неделю тут торчу и ни разу не видел, чтобы он так напрягался. Ты красавчик!
С этими словами он хлопнул меня по плечу и, поправив автомат, ускорил шаг, вмиг оказавшись впереди. Я же тащился чуть позади остальных, будто лишённый сил. В груди чувствовалась пустота — словно забрали что-то очень важное, а я не мог с этим смириться.
Мы вышли за ворота, и там моему взгляду предстала обширная, утоптанная площадка. Прямо посреди этого грунтового поля возвышался
— Чего встал? — раздалось позади, и в тот же миг меня больно толкнули в спину, так что я чуть не рухнул носом в землю. Обернувшись, увидел надвигающегося Галуша, того самого, что отдал мне свой автомат. Он кинул на меня недовольный взгляд, явно всё ещё злясь из-за этой истории. Я заметил, что у него на плече теперь была длинноствольная винтовка — старая, напоминающая музейные экземпляры эпохи какой-то «паровой революции». Вероятно, из-за этого обмена «шило на мыло» он и выглядел таким раздражённым.
Солдаты по одному заходили внутрь судна через открытую аппарель, расположенную посредине борта. Некоторые перешёптывались, видимо, делясь впечатлениями о тех событиях, что произошли у колонны. Я стоял, застыл на месте, глядя на этот летающий (или ползающий?) агрегат, никак не решаясь сделать первый шаг.
Наконец я стряхнул оцепенение, вспомнив, что в строю задерживаться нельзя, и, опустив голову, пошёл следом за остальными. Почти последним я поднялся по металлической аппарели в глубь судна. Живот сводило от тягостных мыслей: что со мной будет дальше, зачем нас грузят в этот странный корабль и куда теперь унесёт меня судьба? Но задавать вопросы, похоже, было не принято. Я лишь сжал в руках автомат Галуша, всё ещё ощущая на себе его недовольный взгляд.
Рядом со мной снова оказался Майк. Его улыбчивое рыжее лицо уже не сияло прежним беззаботным светом, но чувствовалось, что он пытается поддержать бодрый настрой. Тем временем аппарель медленно закрывалась, а внутри судна зажглось лёгкое голубоватое свечение, казалось, исходящее прямо от потолка.
Мы расселись по бортам — ряды кресел шли вдоль левой и правой стен, пристегнулись ремнями. Между нами прошёл незнакомый офицер и уселся в одиночном кресле, поближе к носовой части. Как я понял, что он офицер — не знаю, ведь нашёл на его форме только общие детали. Возможно, меня уже успели приучить в этом месте различать солдат и офицеров на каком-то интуитивном уровне.
— Учебные манёвры, — негромко произнёс Майк, и на его лице больше не было ни намёка на веселье. Я удивлённо посмотрел на него: «Что такого ужасного может быть в учениях?»
— Тут всё не так, как мы привыкли, — сказал он, перехватив мой взгляд. — Наши «учения» проходят прямо у границы с врагом. Можно сказать, это разведка боем, а не просто тренировочный марш-бросок.
Я на миг застыл, когда воспоминания о недавнем бое вспыхнули перед глазами: сцены сражений мелькали одна за другой, словно болезненные отголоски прошлого, пробирая меня до дрожи.