Позывной Леон
Шрифт:
Карвел продолжал что-то делать руками над небольшой коробкой, которую я раньше не заметил у его ног. Теперь голубоватые линии расползлись по всему его телу, а по глазам скользнул призрачный отсвет. Он выглядел… жутко, словно древний бог грома из когда-то виденного мною фильма. Всё говорило о том, что кульминация близка — ему нужно ещё несколько секунд, а Ром с Кряжем должны эти секунды обеспечить.
«Да уж, — мелькнуло у меня в голове. — Привет, новый мир. Это точно не обычная армейская жизнь!»
Я крепче сжал автомат, непроизвольно сглотнув, и ощутил, как время будто замедлилось. Казалось, я погрузился в странный
Наконец Карвел судорожно вздохнул, и голубые руны, мерцавшие на его теле, погасли. Коробка у его ног вдруг начала трансформироваться, превращаясь во что-то угловатое и металлическое. Карвел дрогнул, пошатнувшись, и, казалось, был готов упасть без сил. Мы — я и ещё двое новобранцев — мгновенно подхватили его под руки и стали отступать подальше от диковинного устройства, которое стремительно увеличивалось в размерах, почти заполняя всё пространство нашего лагеря и заслоняя собой поле битвы.
Мы делали последние шаги назад и упёрлись в подлесок у границы поляны. Защитного купола тут уже не было: та странная тварь, выбравшаяся в центре нашего стоянки, каким-то образом нарушила работу излучателя, а вместе с ним пропали и турели, и барьер. Карвел попытался что-то сказать, но глаза у него закатывались от изнеможения. Меня это пугало не меньше, чем всё происходящее: ведь он — наш «мастер рун» и, похоже, единственный, кто способен противостоять таким монстрам.
Тем временем коробка доросла до размеров небольшого грузовика, приняв форму странного прямоугольника. Из его недр клубился голубой огонь. Кряж и Ром продолжали кружить вокруг чёрной чешуйчатой твари, словно в смертельном танце, но их движения становились всё более тяжёлыми. Похоже, усталость, навалившаяся на Карвела, передалась и им тоже.
Наконец внутри металлической махины что-то щёлкнуло, и её стенки разошлись в стороны, образуя подобие «лап» или сегментов. Казалось, что эта конструкция превращалась в громадного боевого «крабопаука» — с массивным бронированным брюхом, двумя передними клешнями и чем-то вроде пушки, торчащей снизу. Сделав тяжёлый шаг вперёд, монстроподобная машина привлекла к себе внимание чёрной твари. Она зашипела, развернувшись к новому противнику, и в отчаянии что-то зарычала в небо, поднимая вверх огромный ствол, словно срубленное древо.
День клонился к закату, и сумерки постепенно окутывали всё вокруг. В сером полусвете сражающиеся силуэты выглядели особенно жутко. В чреве чёрного чудища заметно мерцало алое свечение, а лапы «крабопаука» отбрасывали голубоватый отблеск рун. Казалось, сама природа застыла в ожидании развязки.
Спустя несколько мгновений Кряж и Ром откатились к нам, подхватив пошатывающегося Карвела. На бегу они крикнули, чтобы мы отходили вглубь леса. Никто не стал возражать: сил уже почти не осталось, и оставаться возле этих чудовищ было самоубийством. Мы рванули в ночной подлесок, где клубилась сырая темнота, готовая поглотить нас без следа.
Сзади раздался леденящий душу скрежет металла, а затем что-то тяжёлое обрушилось с чудовищным грохотом. Я невольно вздрогнул, когда вся земля под ногами содрогнулась. После этого вспыхнула яркая голубая вспышка — на миг став светлее дня, а потом всё погрузилось во мрак. Где-то
«Похоже, здесь ночь наступает так же стремительно, как в тропиках», — мелькнула у меня мысль, пока я, почти на автопилоте, брёл замыкающим следом за отрядом. Я вдруг понял, что начал отставать. Обернулся — но в тёмной листве едва ли разобрал хоть что-то. Казалось, остальные ушли далеко вперёд, и лишь треск ломающихся веток и шум наших шагов ещё слышался.
Внезапно что-то узкое и влажное ухватило меня под мышки и рвануло вверх с такой силой, что я едва не задохнулся. Автомат выскользнул из рук и полетел вниз, а я мельком увидел в просвете между ветками, как мои товарищи постепенно исчезают вдали. «Ну вот и всё…» — подумал я с горькой обречённостью.
Меня резко швырнуло, мир завертелся, и последним, что я ощутил, был болезненный удар о что-то твёрдое и шипастое. От боли в глазах померкли все краски, сознание потускнело и провалилось в темноту.
Проснулся я так же стремительно, как и потерял сознание. Вокруг было темно, но в темноту пронизывали какие-то проблески света, скользившие сквозь что-то шевелящееся и меняющее форму. Я попробовал пошевелиться, но обнаружил, что плотно зажат чем-то мягким и скользким. Воздух был затхлым и душным, отдавал прелой органикой. Тошнота подкатила к горлу, но я вспомнил, что так и не успел поесть, и организму попросту нечем было избавляться от этой дурноты. Это немного вернуло мне самообладание.
Снова попытавшись пошевелиться, я понял, что толку мало: руки и ноги оказались зажаты между упругими, влажными «стенами». На ощупь они напоминали мясистую биоматерию, которую в полумраке я видел алыми всполохами. «Меня проглотили?» — мелькнула безумная мысль. Я тут же отогнал её, стараясь не паниковать, а осознать, как выбраться из этой западни.
Для начала я попытался освободить хотя бы правую руку. Получалось лишь чуть-чуть шевельнуть плечом, но стоило сделать больше усилий, как неведомая субстанция сжимала меня ещё сильнее. Я попробовал то же самое с левой рукой, и снова хватка вокруг меня уплотнилась. Дышать стало труднее.
— Ладно, — злорадно подумал я, перестав напрягаться. Хватка послабла — выходит, реагирует на мои попытки движений. Хорошо, попробуем другой метод.
Вспомнилась дурацкая поговорка, которую когда-то любил цитировать наш старшина (правда, я уже толком не помнил, как его звали, Михалыч или нет): «Лучше журавль в небе, чем…» — что-то там ещё, не особенно благозвучное. Но почему-то эта мысль немного развеселила меня и вернула каплю решимости.
В тот момент я ощутил, что хватка ослабла — видимо, она «отпустила» меня именно тогда, когда я перестал напрягаться изо всех сил. Более того, мне даже показалось, что узкий проём впереди стал чуть шире и теперь пропускал внутрь больше света.
— Значит, действует так: давишь — оно сжимает, расслабляешься — даёт послабление. Ну, и отлично…
Проблема в том, что я никогда не умел расслабляться — жизнь приучила меня быть настороже. Но выбора не было. Я прикрыл глаза и представил что-то приятное: синее небо, лёгкие облака и тихую музыку. На миг воображение унесло меня прочь от этой мерзкой западни, и я почти не заметил, как нечто впереди меня приоткрылось — в щель начало проникать больше света.