Позывной Верити
Шрифт:
Итак, мы встретили Этьена. И, конечно же, весь разговор велся по-немецки, не только потому, что они говорили так дома, а еще и я, как их кузина, тоже должна была понимать его. Каждая толика меня вслушивалась в разговор в ожидании кодового слова, вплетенного в их беседу, которая с таким же успехом могла происходить с акцентом Глазго, что я точно так же не поняла бы! Мой девичий румянец не был фальшивым — складывалось ощущение, что мое лицо горит от страха и растерянности. Мне нужно было доверить
Но затем Этьен и Амели начали спорить, Амели все бледнела и бледнела с каждым сказанным им словом — думаю, как и я, — пока мне не показалось, что ее сейчас стошнит, и именно в этот миг вмешалась Митрайет, начав бросаться ругательствами предателю-брату в лицо и угрожая избить его. Он намертво застыл, сказал какую-то гадость Митрайет, после чего укатил прочь на своем велосипеде. Но вдруг остановился, повернулся ко мне, кивнул, чертовски вежливо и формально, и уехал.
Когда он оказался далеко за пределами слышимости, Митрайет выпалила по-английски:
— Мой брат — ДЕРЬМО! — Понятия не имею, где она выучила это слово — явно не от меня! — Он — ДЕРЬМО! — снова сказала она, потом повторила это по-французски, что оказалось сложнее понять мне, но легче для нее.
Этьен помогал на допросах. Разговор зашел о нем, и он признался Амели, которая снова начала дразнить его за царапину на лбу. Поэтому он в мельчайших подробностях рассказал ей, что ее ждало бы, окажись она узницей, которая отказывается отвечать на вопросы Гестапо.
Теперь не могу выбросить из головы мысли — каково оно, быть там? Я снова и снова слушала обрывки фраз от Амели, которая думает, что я отличный слушатель, несмотря на то, что я не понимаю и половины из сказанного ею. Она слегка расстроена вовлеченностью капитана Гестапо, поскольку в ее представлении он был на одной ступени со священником или директором школы — авторитетный, немного отдаленный, в большинстве добрый к ней, но прежде всего тот, кто играет строго по правилам. Тот, кто живет правилами.
А вставление булавок под ногти на ногах тем, кто отказывается говорить, не вписывается ни в одно из когда-либо слышанных правил.
— Не верю, что они делают подобное с женщинами, — сказала Амели брату, когда мы стояли у дороги с велосипедами.
— Если ты женщина, то булавки тычут тебе в грудь. — Именно после этого Амели стало плохо, а Митрайет вышла из себя.
— Заткнись, Этьен, ты тупой осел, вселяющий детям кошмары! Господи! Какого черта ты там остаешься, если это так кошмарно? Тебе нравится смотреть, как женщинам в грудь загоняют булавки?
После этой фразу Этьен похолодел.
— Я там потому, что это моя работа. Нет, мне не нравится. Ни одна женщина не остается привлекательной после того, как ты выливаешь на нее ведро ледяной воды, и она заблевывает собственные
—
Я сказала Амели не думать об этом. А потом сказала не думать об этом себе. После чего сказала себе, что об этом все-таки стоит ПОДУМАТЬ. Это РЕАЛЬНОСТЬ. И это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО происходит.
Из-за сказанного Джейми мне начали сниться кошмары. Если Джули еще не мертва... Если она еще не мертва, то она рассчитывает на меня. Зовет меня, шепча мое имя во тьме. А что могу я? Я едва могу спать, просто ходя кругами всю ночь в попытках придумать, что я могу сделать. ЧТО я могу сделать?
Нашла отличное поле — хотя довольно далеко, — весь день ездили на велосипедах с М., 12 ноября, в пятницу. Невероятно, насколько сложно оказалось найти достойное поле для УСО. Они все были как один — ферма за фермой, со святилищами на каждом перекрестке и общинной пекарней в каждом поселке. Все поля здесь настолько плоские, что приземлиться можно где угодно. Однако ни одного заметного ночью ориентира или прикрытия для приемной комиссии. Должно быть, в мирное время полеты здесь невероятны.
Я во Франции уже пять недель.
Мои ноги сильны как никогда — дважды за неделю я проезжала добрых шестьдесят миль, один раз в поисках поля, а второй — показывая это самое поле Полу. Ему пришлось тащить свое р/о, чтобы послать сигнал КВС сфотографировать поле для одобрения Лунной Эскадрильей. Между этими веломарафонами большую часть своего времени я проводила, ухаживая за цыплятами, учась подключать небольшие взрывные устройства и отчаянно стараясь не закричать от скопившихся нервов.
Радиоведущая Джорджия Пенн получила отказ от регионального главы Гестапо — могущественного и ужасающего мужчины, которого, кажется, звали Фербером — начальника капитана Ормэ. Пенн дала нам знать, что она планирует проигнорировать его отказ и попытается снова напрямую обратиться к капитану — она напишет запрос задним числом, связывая их собственной волокитой, чтобы правая рука не знала, что делает левая. Удивительная женщина, хоть и напрочь отбитая, и если вы меня спросите, то я отвечу так — надеюсь, что ее собственная правая рука знает, чем занята левая.
На завтрашний вечер, четверг, 16 ноября, запланирована посадка еще одного Лизандера — на том кишащем подпорками поле близ Тура. Погода непредсказуемая, но это наш последний шанс застать ноябрьскую луну. Я могу вернуться домой, так и не получив опыта использования взрывчатки.
Нет, я все еще здесь. Проклятая Розали.
Думаю, винить бедную машину не стоит, но перекладывать вину на глупого водителя с одними лишь благими намерениями мне не нравится.