Прах Энджелы. Воспоминания
Шрифт:
«Прелюбодействуют». Я пока так и не выяснил, что значит это слово, надо в библиотеке посмотреть. Я уверен, что это хуже, чем просто скверные мысли, слова и поступки, как говорят преподаватели.
Я приношу картошку домой и ложусь, как Аббат, в постель. Он сидит, поедает с листов «Лимерик Лидер» картошку и напевает The Road To Rasheen, если выпил перед тем несколько пинт. Я ем картошку. Облизываю «Новости мира». Облизываю статьи о людях, которые вытворяли нечто скандальное. Облизываю девушек в купальниках, и когда облизывать больше нечего, смотрю на девушек, а потом Аббат выключает свет, а я под одеялом совершаю смертный грех.
Когда мне вздумается,
Мисс О’Риордан улыбается. «Жития святых» ждут тебя, Фрэнк. Много много томов. Батлер, О’Хэнлон, Баринг-Гулд. Я рассказала про тебя начальнице библиотеки, и ей так все это понравилось, что она готова выдать тебе твой личный взрослый билет. Чудесно, правда?
Спасибо, мисс О’Риордан.
Я читаю про св. Бригиту, деву, первое февраля. Она была столь прекрасна, что воздыхателям со всей Ирландии не терпелось жениться на ней, а отец хотел выдать ее за какого-нибудь вельможу. Она же сама замуж не хотела вовсе и молила Бога о помощи, и Он соделал так, что глаз вытек у нее из глазницы и пролился на щеку, и взирая на такое уродство, мужи ирландские передумали.
А еще есть св. Вильгефорта, дева и мученица, двадцатое июля. У ее матери родилось сразу девять детей, четыре двойняшки и особняком - Вильгефорта, и все они стали мученицами за веру. Вильгефорта славилась красотой, и отец хотел выдать ее за короля Сицилии. Вильгефорта взмолилась о помощи, и Господь отрастил у нее на лице бороду и усы, от чего король Сицилии передумал, но отец впал в такую ярость, что распял ее с бородой и усами вместе.
Св. Вильгефорте молятся англичанки, которых тиранят мужья.
Священники никогда нам не рассказывают о таких девах-мученикак, как св. Агата, пятое февраля. В феврале, вообще, уйма дев-мучениц. Язычники сицилийские велели Агате отречься от веры в Господа Иисуса, и как все девы-мученицы, она ответила: ни за что. Ее стали пытать, вздернули на дыбе, пронзили бока железными крюками, опалили факелами, а она все твердила: ни за что не отрекусь от Господа Нашего. Потом ей груди раздавили и отрезали, и когда ее начали катать по горячим углям, силы оставили ее, и она, восславив Господа, испустила дух.
Девы-мученицы всегда умирали, распевая псалмы и славя Господа, даже когда львы отгрызали им бока - это их нимало не волновало.
И почему священники нам не рассказали про св. Урсулу и ее одиннадцать тысяч дев-мучениц, двадцать первое октября? Отец хотел выдать ее замуж за короля-язычника, но она сказала: позволь, я постранствую три года и поразмыслю об этом. И вот, она отправилась в странствия вместе с тысячей благородных девиц, ее подруг, и со служанками их, числом десять тысяч. Они поплавали по морям, повидали разные страны, и, наконец, прибыли в Кельн, где вождь гуннов стал просить руки Урсулы. Ни за что, заявила она, и гунны умертвили Урсулу и дев ее вместе с ней. Почему ей было не согласиться и не спасти жизнь одиннадцати тысячам дев? Почему эти девы-мученицы вечно такие упрямые?
Мне нравится св. Молинг, епископ-ирландец. Он жил не во дворце, как епископ у нас в Лимерике, а на дереве, и когда другие святые приходили к нему на обед, они, подобно птицам, располагались на ветках вокруг него и пировали от души, вкушая сухари и воду. Как-то идет он путем-дорогой, и его окликает прокаженный: эй, святой Молинг,
Я понимаю, почему мой отец высосал сопли у Майкла из носу, когда тот был малышом и чуть не умер, но я не понимаю, зачем Богу понадобилось, чтобы святой Молинг высасывал сопли из носу у прокаженных. Я Бога, признаться, вовсе не понимаю: конечно, я и сам хотел бы стать святым, чтобы все меня почитали, но сопли у прокаженного я нипочем бы не высосал. Если святым иначе не станешь, то пусть я лучше останусь как есть.
И все-таки, я готов хоть всю жизнь сидеть в библиотеке и читать про дев и мучениц, но у меня случаются неприятности с мисс O’Риордан из-за одной книжки, которую кто-то оставил на столе. Автора зовут Лин Ютань. Ясно, что имя китайское, и мне любопытно, о чем пишут китайцы. Это сборник статей о любви и человеческом теле, и одно слово заставляет меня обратиться к словарю. «Ригидный». В книге сказано: «Копулятивный орган самца становится ригидным и помещается в рецептивный орган самки».
«Ригидный». В словаре сказано: «твердый». Я стою, смотрю в словарь и понимаю, что это про меня. Теперь мне ясно, о чем говорил Мики Моллой - мы ничем не лучше уличных собак, которые друг в дружке застревают, и жутко подумать, что все наши матери и отцы такое вытворяли.
А отец мне столько лет врал про Ангела Седьмой Ступеньки.
Мисс О’Риордан спрашивает, какое слово я ищу. Когда я вожусь со словарем, у нее все время обеспокоенный вид, и я отвечаю, что ищу слово «канонизировать» или «беатифицировать», или что-нибудь подобное.
А это что? – говорит она. – Это не «Жития святых».
Она берет книжку Лина Ютаня, которую я положил вверх обложкой, и начинает читать страничку, на которой я остановился.
Матерь Божья. И это ты читал? Я видела, ты держал это в руках.
Ну, я… я… я всего лишь хотел узнать, есть ли святые у китайцев.
Ах да, надо же. Стыд и позор. Мерзость. Впрочем, чего еще ждать от китайцев, от узкоглазых этих и желтокожих. Да и у тебя, как я посмотрю, глазки-то слегка раскосые. Вон отсюда. Сейчас же.
Но я читал «Жития святых».
Вон, или я главного библиотекаря позову, и она выдаст тебя полиции. Вон. Тебе бегом бы к священнику, грехи исповедовать. Вон, только сперва отдай мне читательские билеты своей бедной матери и мистера Гриффина. Я всерьез думаю, не написать ли твоей матери, да мне жаль ее, это в могилу ее сведет. Лин Ютань, надо же. Вон.
Без толку говорить с библиотекаршами, когда они так завелись. Можно ей битый час пересказывать все, что ты прочел про Бригиту, Вильгефорту, Агату, Урсулу и дев-мучениц, но у них на уме только одно какое-то слово из Лина Ютаня.