Правда о Портъ-Артуре Часть I
Шрифт:
Солнце садилось уже за горы.
Еще часъ – и все будетъ кончено. По всей видимости, японцамъ сегодня Зеленыхъ горъ не забрать.
– Интересно, когда отступимъ – сегодня ночью или завтра, сказалъ кто-то изъ окружавшихъ Семенова.
– Типунъ вамъ на языкъ, молодая ворона, обозлился поручикъ Сенкевичъ.
Меня это тоже возмутило. Но что же делать, когда Артуръ такъ былъ заманчивъ для техъ, кто питался геройскимъ духомъ Фока?
Семеновъ только укоризненно покачалъ головой въ сторону говорившаго.
"Молодая ворона" сконфузилась.
Солнце
Ружейный огонь слабеетъ. Все тише, тише.
Штурмъ отбитъ, но японцы залегли очень близко.
Въ некоторыхъ местахъ настолько близко, что явственно слышенъ ихъ разговоръ.
Будь у насъ ручныя бомбочки, какой бы мы могли нанести огромный вредъ противнику – онъ безусловно долженъ бы былъ отступить.
Стрелять же было невозможно, такъ какъ японцы засели въ мертвомъ пространстве. Часовые зорко следили за нашими окопами. Чуть кто высунется – били наверняка.
Результатъ штурма – занятіе японцами Высокой и Семафорной горы.
– Господа, день опять за нами. Трудный день будетъ завтра. Тяжело защищать оборонительную линію въ 10 верстъ съ минимумомъ штыковъ и артиллеріи. Изъ Артура намъ больше ничего не дадутъ. А резервъ нашъ – вотъ: полурота стрелковъ и рота квантунскаго экипажа. Жаль ихъ героя – командира мичмана Верщицкаго. Раненъ въ глазъ навылетъ. Такъ вотъ видите, это весь нашъ резервъ. Но на это воля начальства. Мы же будемъ делать все, что въ нашихъ силахъ.
Стало быстро темнеть. Въ долине совсемъ сумрачно. Взошедшій месяцъ затерялся въ быстро несущихся облакахъ.
– Г. полковникъ, телефонограмма отъ генерала Стесселя.
– Господа, телефонограмма отъ генерала Стесселя, обратился ко всемъ присутствовавшимъ Семеновъ: генералъ поздравляетъ всехъ, и, "въ виду победы, оркестрамъ играть народный гимнъ, а затемъ кричать ура". Подполковникъ Вольскій, прикажите построить резервъ. Вызвать изъ штаба музыку.
– Строиться лицомъ къ врагу!
Резервъ, въ составе полутора ротъ, построенъ.
Батареи совсемъ смолкли.
Въ долине тишина.
Вдали легкій шумъ удаляющихся двуколокъ.
Редкіе сухіе ружейные выстрелы.
Впереди и въ стороне развернулся громадный кряжъ Зеленыхъ горъ, увенчанныхъ непрерывной цепью стрелковыхъ окоповъ.
Месяцъ какъ бы украдкой светитъ изъ-за тучъ.
Дальше враги.
– Какая картина развернулась передъ нами. Вотъ бы сюда художника – слышу кто-то говоритъ въ полголоса.
Пришелъ наконецъ оркестръ и сталъ на правомъ фланге. Все успокоилось. Тишина.
Месяцъ вынырнулъ изъ облаковъ, ярко светитъ, словно присматривается къ намъ.
– Ребята! Генералъ Стессель поздравляетъ васъ со вторымъ отбитымъ штурмомъ и благодаритъ за славную боевую службу.
Вамъ
Насъ мало? Нетъ! Насъ много, насъ – несокрушимая сила, потому что мы все до единаго готовы умереть за Царя и Россію.
Два дня вы уже геройски защищаете наши позиціи.
Вы, дорогіе товарищи – Семеновъ указалъ рукой на окопы – сумеете отстоять и Артуръ!
Гимнъ!
–
Лицо говорившаго преобразилось – глаза сверкали огнемъ правды, которая у него была на душе.
Глубокая тишина огласилась мелодичными звуками народнаго гимна.
Играли съ воодушевленіемъ, все присутствовавшіе пели.
Затемъ грянуло "ура", подхваченное наверху въ окопахъ на 10 верстъ.
Долго и громоносно катилось оно.
Эхо отражало и повторяло его.
Опять все стихло.
Ненадежное то было затишье.
Еще во время исполненія гимна многіе изъ насъ заметили, что засвистели пули. Одни не придавали этому значенія, другіе объясняли случайнымъ перелетомъ изъ-за горъ…
Я тоже былъ склоненъ думать, что это случайные перелеты.
Итакъ, кончился второй томительный день.
Все устали отъ сознанія ежеминутной опасности, отъ вихря впечатленій тревожнаго дня, но темъ не менее каждый держалъ себя въ рукахъ бодро. Всемъ импонировалъ энергичный, деятельный, не знающій усталости начальникъ отряда.
Резервъ отошелъ въ лощину.
Музыка отправлена въ штабъ.
– Господа! что это за безобразіе – пули все время свистятъ. Откуда это?
– Перелетъ изъ-за Зеленыхъ горъ.
– Пора бы, кажется, угомониться. Вчера этого не было. Нужно же въ самомъ деле отдохнуть, шутитъ молодежь: десятый часъ въ начале, да и есть хочется.
– Кстати, подполковникъ Вольскій, что кухни все отправлены впередъ?
– Такъ точно, г. полковникъ. Некоторыя уже вернулись.
– Капитанъ Успенскій, пожалуйте-ка сюда. Мне нужно еще обстоятельно съ вами поговорить.
Группа офицеровъ отошла къ скалистому обрыву, где установленъ телефонъ, и принялась закусывать.
– А, батюшка! Какъ, вы оттуда, съ передового перевязочнаго пункта?
Ну что, какъ наши раненые, очень страдаютъ?
Не хотите ли подкрепиться?
Ужъ извините – Смирновки нетъ, Верещагинская-съ.
– Да, великое множество убіенныхъ и страждущихъ. Господь послалъ за грехи наши великое испытаніе. Страждутъ и переносятъ ниспосланное испытаніе кротко, въ долготерпеніи – повествовалъ батюшка, водя рукой по бороде, груди и трогая крестъ: воистину, истинные христіане, истинные! За веру, Царя животъ свой полагаютъ героически. Иныхъ облегчалъ лишь словомъ напутствія; иные удостоились, по неизреченной милости Господа Славы,- вдохновенный взоръ увлекшагося батюшки уходилъ въ глубь небесъ – причащенія святыхъ нерукотворенныхъ Тайнъ Христовыхъ, и съ миромъ отходила душа мучениковъ Христовыхъ на лоно Авраама, Исаака и Іакова. Тяжело и въ мысляхъ. Тяжело и въ сердцахъ. Тяжело.