Правда о Портъ-Артуре Часть I
Шрифт:
Полиція, обнаруживъ беглецовъ, предложила имъ немедленно оставить Артуръ. Последніе запротестовали, исходя изъ того, что, если японцы возьмутъ Дальній, все ихъ имущество пропадетъ, и они останутся нищими.
Уговаривали ихъ уезжать – не едутъ. Грозили Стесселемъ – не едутъ. Полицеймейстеръ сердился – не едутъ.
– Не поедемъ, да и ну! Не хотимъ разоряться!
Говорятъ, что все это разрешили быстро и просто. Полицеймейстеръ
– Что!? Не хотятъ ехать!? Боятся японцевъ?! Отодрать и силой выселить!
Извозчики, "убежденные" въ полной безопасности для мирнаго населенія гор. Дальнаго, – собрали пожитки и вместе со своими семействами водворились на старомъ пепелище
После такихъ убедительныхъ пріемовъ, даже маловерные уверовали, наконецъ,въ неприступность "Киньчжоу".
Стало яснымъ, что начальникъ раіона ни передъ чемъ не остановится, если потребуется доказать, что киньчжоуская позиція неприступна, и что онъ здесь глава.
Я поинтересовался узнать, чемъ вызываются эти крайнія репрессаліи въ отношеніи мирнаго населенія. Действительно-ли явилась такая уверенность въ неприступности Киньчжоу?
– Нетъ, отвечали мне, у насъ ни въ чемъ нетъ уверенности, но Стессель хочетъ и требуетъ безусловнаго подчиненія всемъ его распоряженіямъ. За неприступность Киньчжоу никто не можетъ поручиться. Все знаютъ, что представляютъ изъ себя эта позиція. Но мы все-таки надеемся задержать на ней противника. Удастся-ли намъ это – вопросъ другой. Вы видите, что все зависитъ отъ начальника раіона. Голоса разсудка въ укрепленномъ раіоне не слушаютъ. Воля генераловъ Фока и Стесселя – вотъ мерило для всехъ и всего. Прислужники и клевреты торжествуютъ. Мы негодуемъ, но принуждены молчать. Что изъ всего этого выйдетъ,- одинъ Богъ ведаетъ. Авось, – обойдется все благополучно. Въ приказе за No 223 уверенно говорится о временномъ лишь перерыве сообщенія. Поживемъ, увидимъ".
Действительно, въ укрепленномъ раіоне творилось что-то невероятное.
Штабъ отдавалъ Фоку одно приказаніе, последній, вместо немедленнаго исполненія, писалъ длиннейшія докладныя записки и поступалъ діаметрально противоположно.
На станціяхъ день и ночь продолжали стоять готовые къ отправленію поезда.
15-й полкъ, какъ видно изъ ряда приказовъ, перевозился то въ Артуръ, то изъ Артура.
Было ясно, что начальство нервничало и, въ виду надвигавшагося на Киньчжоу противника, не знало, что предпринять: защищать-ли его до последней крайности, или оказать лишь легкое сопротивленіе.
Ничего не было определеннаго.
Никто изъ высшихъ начальствуюшихъ лицъ не зналъ, что въ сущности онъ долженъ делать, какая его задача.
Получались приказанія, и немедленно же ихъ отменяли.
Смею васъ уверить, что я, вспоминая все, что творилось въ укрепленномъ раіоне въ дни, предшествовавшіе кинжоускому бою, не могъ себе отдать яснаго отчета въ томъ, что творилось.
Все это скорей напоминало кошмаръ, а не действительность.
Во всемъ царила какая-то растерянность, безтолковщина, непроизводительная трата времени. Людей утомляли постоянными, совершенно ненужными переходами. Таскали полки съ одного места на другое, вместо того, чтобы сразу разработать и указать диспозиціи.
А времени для этого, кажется, было
На Киньчжоуской позиціи начавшіяся было довольно энергично работы опять, за недостаткомъ средствъ и матеріаловъ, пріостановились.
Напримеръ, фронтальная, что на Известковой горе, батарея, вооруженная четырьмя старыми китайскими орудіями, подъ командой поручика Соломонова и имевшая до известной степени довольно серьезное значеніе, какъ обстреливающая подходы къ правому флангу Киньчжоуской позиціи, не имела траверсовъ и ни одного блиндированнаго для прислуги и снарядовъ помещенія. Для снарядовъ были вырыты подъ косогоромъ ниши, а прислуга жила въ палаткахъ.
И это было на батарее, не временной позиціи, а на позиціи долговременнаго профиля. Эта батарея не была даже связана телефономъ съ комендантомъ Киньчжоуской позиціи.
Можетъ быть, хотели соединить ее, но за недостаткомъ времени не успели.
Съ отъездомъ наместника и съ вступленіемъ въ должность командующаго флотомъ контръ-адмирала Витгефта въ жизни эскадры наступилъ полный застой. Только портъ усиленно, лихорадочно работалъ. Починка судовъ быстро подвигалась впередъ.
Броненосцы и крейсеры, какъ "неприкосновенный инвентарь", недвижимо стояли на внутреннемъ рейде.
Доставалось лишь миноносцамъ, канонерскимъ лодкамъ и "Новику". Миноносцы почти постоянно держались подъ парами. Они вечно были въ разгоне: то охраняли тралящій караванъ, то ставили мины, то посылались на ближнія и дальнія разведки, которыя на языке нашихъ моряковъ именовались "авантюрами".
До известной степени они были правы, называя эти разведки "авантюрами".
Полное незнакомство съ берегами Ляодунскаго полуострова, въ большинстве случаевъ совершенно безцельныя задачи, малость хода, плохія машины, въ которыхъ вечно что-нибудь текло, отсутствіе широко и цельностно разработаннаго плана, многочисленный, серьезный и сильный противникъ, всегда действовавшій систематично, разумно и настойчиво – делали походы миноносцевъ непродуктивными и, кроме утомленія людей, гибели миноносцевъ и траты угля, ничего не приносили.
Контръ-адмиралъ Витгефтъ, всю свою службу проведшій на берегу, конечно, не могъ проявить активной, плодотворной деятельности и своимъ чрезмерно мягкимъ отношеніемъ къ младшимъ офицерамъ до известной степени подорвалъ авторитетъ начальника и вообще судовую дисциплину.
Молодежь сильно распустилась. Она, сознавая всю несостоятельность многихъ старшихъ начальниковъ, увлекалась и открыто критиковала многія, часто действительно несостоятельныя распоряженія.
Молодежь, какъ более чуткая и менее сдержанная, понимала, что все неудачи ложатся тяжелымъ обвиненіемъ и на ихъ головы, но вместе съ темъ она прекрасно сознавала, что все дефекты, которые такъ ярко выступили въ организаціи и боевой подготовке флота,- не ихъ вина.
Ко всему этому прибавилась рознь между арміей и флотомъ. Почти ежедневно происходили столкновенія между морскими и сухопутными офицерами.
Мне лично приходилось быть свидетелемъ возмутительныхъ сценъ, когда моряки жестоко оскорблялись подвыпившими стрелками.