Правда о Портъ-Артуре Часть I
Шрифт:
Недалеко отъ станціи Тафашинъ, приблизительно въ 2-3 верстахъ, былъ устроенъ разъездъ "Генералъ Фокъ"; здесь же, въ железнодорожной сторожке въ день боя 13 мая, было открыто полевое телеграфное отделеніе и временно помещался штабъ 4-й дивизіи.
Опять легкое волненіе капитана Одинцова, справки о генерале, некоторыя распоряженія и успокоеніе.
– Скажите, господинъ капитанъ, обратился я къ О. и начальнику штаба, когда можно ожидать боя? Не рано ли я пріехалъ?
– Вы познакомьтесь, осмотритесь. Здесь милое общество офицеровъ 5 полка. До Артура рукой подать, какихъ-нибудь 100
– А бой,- бой, онъ, конечно, можетъ быть и не быть. Этого предугадать нельзя. Конечно, онъ можетъ быть и скоро и нескоро.
Я пожалелъ, что спросилъ. Очевидно офицеръ по долгу службы не имелъ права выдавать военныхъ тайнъ.
Кажется, наученъ былъ опытомъ въ Артуре.
Военная цензура не разрешала печатать названіе улицъ и домовъ, въ которые попадали снаряды – изъ опасенія, что японцы этими указаніями могутъ воспользоваться, какъ данными для корректировки, а я заговорилъ о заведомыхъ тайнахъ. Совсемъ забылъ. Ужъ больно обстановка мало напоминала военное время.
Наконецъ, поездъ дотащился до Тафашина.
Я остался въ Тафашине, а подполковникъ Іолшинъ проследовалъ въ Таліенванъ.
Тафашинъ – последняя станція передъ Киньчжоу. До Киньчжоу еще версты 4. Тамъ лишь полустанокъ. Со станціи отправился прямо къ подполковнику Бутусову, командиру 36 и 21 ротъ пограничной стражи, представился ему, какъ командиру части, и просилъ разрешенія быть въ его отряде.
Наступалъ вечеръ. Получилось приказаніе ротамъ, съ наступленіемъ сумерокъ, выступить по направленію ст. Киньчжоу, и тамъ, соединившись съ охотничьими командами стрелковыхъ полковъ, двинуться къ Сампсону. Въ случае встречи съ противникомъ завязать съ нимъ бой до подхода главныхъ силъ.
Организовывалась боевая рекогносцировка въ составе несколькихъ охотничьихъ командъ, полка и двухъ батарей.
Подполковникъ Бутусовъ немедленно отдалъ приказанія ротмистру Яковицкому и поручику Сиротко. Позвалъ фельдфебелей и приказалъ имъ вызвать охотниковъ, которые съ заходомъ солнца отправятся впередъ и осветятъ местность у подошвы горы Самсона.
– Скажите нижнимъ чинамъ, что пойдутъ въ опасное дело. Вы знаете меня. Если говорю опасное, такъ это не шутки. Кошками должны ползти. Сучка не тронуть. Камешкомъ не стукнуть. Дохнуть не смеютъ. Японцы чутки, живо заметятъ.
Солнце уже опускалось за Самсонъ. Быстро начали сгущаться сумерки. Подали ужинъ. Собралось все общество, любившее Бутусова, какъ прямого человека и хлебосольнаго хозяина.
– "Ваше Высокородіе, охотники готовы – доложилъ фельдфебель.
Бутусовъ вышелъ къ нимъ.
– "Братцы дорогіе, впереди у васъ опасное дело. Помните мою науку: тихонько, ползачкомъ.
– Все съ молитвой! Перекрестись, братцы.
Бутусовъ первый перекрестился; люди сняли фуражки и истово крестились.
– Ну, теперь съ Богомъ.
Пограничники, молодецъ къ молодцу, осторожно ступая, скоро скрылись за полотномъ железной дороги. Бутусовъ осенилъ ихъ вследъ
Все были въ несколько приподнятомъ настроеніи, пили водку, вино, шутили, разсказывали анекдоты. Особенно былъ разговорчивъ поручикъ Соломоновъ, командиръ Известковой батареи.
Только нашъ хозяинъ Петръ Дмитріевичъ Бутусовъ былъ тише другихъ. Онъ не разстраивалъ компаніи, старался подойти подъ общій тонъ, чокался со всеми, пилъ,- но ему было не по себе. Опасность, серьезность и ответственность задачи, возложенной на вверенныя ему роты, его сильно озабочивала.
– Господа, пора собираться. Смотрите, уже ночь на дворе. Роты насъ ждутъ,- сказалъ Бутусовъ, подымаясь отъ стола.
Все последовали его примеру.
– Вестовой, принеси-ка для барина шинель, винтовку и патронташъ – приказалъ онъ своему расторопному татарину.
Вещи немедленно были принесены. Бутусовъ исполнилъ мою просьбу.
Черезъ несколько минутъ я и ротмистръ Яковицкій, помогавшій мне одеваться, были готовы.
– Ну, что, господа, двигаемся?
Вышли. За Тафашинскими высотами светало. Месяцъ всходилъ. У насъ, за стеной барака, еще темно, едва различаю лица пограничниковъ, выстроившихся въ две шеренги.
Полная тишина кругомъ.
Право, ни звука, ни шороха, ни голоса, ни стука.
Бутусовъ перекрестился. Все последовали его примеру.
Шорохъ двухсотъ рукъ, творившихъ крестное знаменіе, напомнилъ мне шелестъ листьевъ осенней порой. Майская ночь воцарилась надъ Квантуномъ. – "Направо! Шагомъ маршъ! Не ляскать штыками, руки что-ли отсохли?!
Миновали вокзалъ, огни потушены. Обогнули запасной путь съ вагонами, нагруженными снарядами, перебрались черезъ кучи щебня, камней и вышли, наконецъ, на железнодорожный путь.
Впереди бодро шагаетъ Бутусовъ. На правомъ фланге я, рядомъ Яковицкій.
Длинной змеей вытянулись роты.
Идемъ молча. Оглянулся назадъ. Все сосредоточенныя, задумчивыя лица.
Тусклый дискъ месяца сталъ яснеть.
Въ безоблачной выси заигралъ, засеребрился месяцъ.
Съ "Самсона" насъ могутъ увидать. Наши тени все короче и короче. Все приняло серые тона. Еще несколько минутъ, и мы, какъ на ладони.
– Ротамъ итти рвомъ! – отрывисто отдалъ приказаніе Бутусовъ.
– Назначенные въ дозоръ, направо въ гаолянъ! Не терять другъ друга изъ виду! Оповещать условленнымъ звукомъ! Огня не открывать, – прикладомъ и штыкомъ расправляться!
Роты сплошной серой массой идутъ внизу, рвомъ, сверкаютъ штыки и козырки фуражекъ.
– Вотъ ночка-то, восторгъ одинъ. Ранее 2-хъ часовъ нельзя будетъ начать наступленія. Въ диспозиціи, положимъ, сказано: съ заходомъ луны. Э! ветерокъ подымается тучки нагонитъ. Это хорошо, а то ужъ больно свету много, сказалъ Бутусовъ и, опять задумавшись, зашагалъ впередъ.