Правда о Порт-Артуре. Часть II
Шрифт:
— Вотъ этакихъ маленькихъ досочекъ — говоритъ пожилой и подвижной ротный командиръ — мы отлично устроимся.
Это была картина, которая никогда не изгладится изъ памяти.
Кругомъ молча стоятъ собравшіеся офицеры. Въ глазахъ каждаго читаю покорность судьб и просьбу…
Смотрю на коменданта. Глаза такъ и сверкаютъ, онъ улыбается, слушая, но я его уже знаю. Не до улыбки ему. Онъ злится. Два дня тому назадъ отдано строжайшее приказаніе доставить доски. Приказаніе не исполнено. Изъ инженеровъ на линіи — одинъ Шварцъ. Рашевскій на правомъ фланг.
— Будьте
демъ дальше. Спшиваемся. Нтъ возможности хать. Впереди на 1 /4 версты открытое къ расположенію противника мсто, передъ Ручьевской батареей. Рвется шрапнель, бомбы, свистятъ пули. Подбгаетъ начальникъ участка.
— Ваше превосходительство, прямо итти нельзя, нужно лощиной… открытое мсто… кто покажется, бьютъ.
Дйствительно, сзади, здсь и дальше стрлки прижались къ крутымъ откосамъ. Впереди на дорог ни души.
— Пустяки. Лошадей вывести къ батаре Ручьева, а мы напрямки — сказалъ Смирновъ и быстро зашагалъ впередъ.
Ничего не подлаешь — пришлось храбро шагать за нимъ.
Какъ только открыли себя, шрапнель участилась, давая перелеты.
Смирновъ невозмутимо шелъ впереди, спокойно бесдуя съ капитаномъ Шварцъ.
На Заредутной батаре, замтивъ, какому риску подвергаетъ себя комендантъ, начали что-то кричать и махать краснымъ флагомъ. Навстрчу во всю прыть бжадъ капитанъ Гусаковскій, командующій баталіономъ 13-го полка, проявившіи въ предыдущую ночь чудеса храбрости. Отрапортовавъ о состояніи ввренной ему части, капитанъ, волнуясь, докладывалъ:
— Ваше превосходительство, здсь очень опасно.
— Вижу, но намъ недалеко до Заредутной — отвтилъ комендантъ, продолжая что-то объяснять капитану Шварцу.
Придя на Заредутную, Смирновъ, весело поздоровавшись съ нижними чинами: Здорово, друзья! здорово, родные! здорово, молодцы-артиллеристы! — подробно осмотрлъ Ручьевскую батарею, которой остался очень доволенъ. Благодаря правильной скрытой установк, она была въ дйствіи до самой капитуляціи.
На нкоторыхъ батареяхъ комендантъ пробовалъ пищу, хвалилъ кашевара, шутилъ съ солдатами, подолгу бесдовалъ съ офицерами, а шрапнель рвалась, гудли бомбы…
Одинъ изъ офицеровъ жаловался, что нтъ походныхъ записныхъ книжекъ.
— Забирайте у военнаго корреспондента; смотрите — какой у него портфель.
У меня живо разобрали весь запасъ писчей бумаги.
Солнце пекло уже невыносимо. Августъ — чуть ли не самый жаркій мсяцъ на Квантун.
Потянулъ втерокъ — насъ обдало трупнымъ запахомъ, и запахъ этотъ словно застылъ въ воздух.
Поднявшись на Скалистый Утесъ и притаившись за каменными глыбами (высовываться было немыслимо, т. к. японцы, взявъ постоянный прицлъ, снимали каждагь, кто рисковалъ показаться), Смирновъ долго и подробно знакомился съ обстановкой обороны. давая указанія прибывшему начальнику инженеровъ с.-з. фронта полковнику С. А. Рашевскому.
Спустившись, офицеры
Добрались до штаба.
Генералъ Горбатовскій, въ виду переутомленія непрерывными шгурмами, былъ смненъ на время генераломъ Надинымъ.
Навстрчу Смпрнову спускался изъ блиндажа Надинъ, на ходу застегивая китель.
За нимъ въ дверяхъ появились два инженера, Мелье и Родіоновъ.
Смирновъ, принявъ рапортъ, неласково посмотрлъ на эту парочку.
— Господа! я васъ не здсь надялся встртить, а тамъ, у Китайской стнки; здсь нечего рыть, а тамъ блиндажи нужно строить!
Одинъ изъ нихъ отвтилъ: — Мы сейчасъ туда идемъ, лишь только привезутъ матеріалъ.
На поворот дороги показался Кондратенко.
Черезъ нсколько минутъ вс вошли въ блиндажъ, гд о чемъ-то довольно долго совщались.
Выходя изъ блиндажа, Смирновъ продолжалъ начатый разговоръ:
— … Вотъ въ Финляндіи еще существуетъ законъ — рубить ту руку, которая украла. Его теперь не приводятъ въ исполненіе, но народъ воспитанъ вками въ неизмнныхъ законахъ. Посмотрите — какая тамъ честность!
Генералъ говорилъ громкимъ, рзкимъ голосомъ.
— Романъ Исидоровичъ, я сегодня похалъ въ самое опасное мсто, чтобы Ножина даромъ ухлопать, смялся Смирновъ, прощаясь съ Кондратенко. — Помните, сегодня въ 7–8 я васъ жду.
Въ этотъ день Кондратенко былъ въ отличномъ расположеніи духа. Я съ нимъ заболтался и не замтилъ, что Смирновъ былъ уже далеко.
На прощаніе я сказалъ ему, что онъ себя не бережетъ.
— Э, полноте, какое, я черезчуръ теперь себя берегу.
Догналъ карьеромъ. Смирновъ продолжалъ возмущаться инженерами.
— …Я заставлю ихъ работать. Я давно приказалъ подвезти доски. Этотъ доложилъ, что все исполнено. Если самъ не подешь, не убдишься — даже въ такое время надуютъ.
Кондратенко съ ними ссорится, потому что они ничего не хотятъ длать… Онъ постоянно мн объ этомъ докладываетъ и жалуется на Григоренко.
Мое ли дло въ такое серьезное время, когда на моихъ плечахъ лежитъ столько важныхъ, неотложныхъ длъ, проврять инженеровъ?
А приходится расходоваться на мелочи, иначе люди будутъ таять, а мн каждый стрлокъ дорогъ. На участкахъ, кром Шварца и Рашевскаго, ни одного инженера! Вмсто руководительства работами, они преблагополучно въ блиндаж сидятъ. Вдь это возмутительно! Я ихъ заставлю работать.
Нтъ, я опять вернусь къ Финляндіи: нужно рубить ту руку, которая украла…
–
Возвращаясь вечеромъ изъ редакціи домой на рикш, я, подъзжая уже къ воротамъ, страшно торопилъ китаеза, общая ему рубль на чай. Длалъ я это, не отдавая отчета, инстинктивно. Въ город было совершенно тихо. Городъ часа 3 уже не бомбардировался.
Не успли мы приблизиться къ воротамъ, какъ завылъ снарядъ. Бросились подъ ворота, прнткнулись къ каменному забору…