Правда о Порт-Артуре. Часть II
Шрифт:
Горизонтъ въ чуть замтной дымк.
На мор покой и трепетный свтъ звздной ночи.
Если бы не присутствіе товарища, направо вырисовывающійся силуэтъ часового, доносившіеся орудійные выстрлы, да мрно проходящіе по уснувшему берегу патрули и чуть не шопотомъ произносимое: "кто идетъ?", ничто не говорило бы, что я на берегу грозной морской осажденной крпости.
Мы оба молчали.
— Столько покоя, столько безмрнаго простора… а люди, забывая…
— А вдь этотъ покой не спроста: что все это значитъ? Даже прожектора не свтятъ — оборвалъ нить моихъ мыслей товарищъ.
— Да, вотъ
Дйствительно, далеко, далеко чуть блестятъ прожектора противника. Водятъ изъ стороны въ сторону: проходъ ищутъ. Странное впечатлніе: кругомъ умиротворяющая тишь, мерцаніе вчныхъ звздъ, покойное море, а впереди верстъ за 20 стоятъ непріятельскія блокирующія суда и что-то замышляютъ, поводя своими ночными очами.
Но не долго они глядли.
Съ двухъ сторонъ прорвались лучи нашихъ береговыхъ прожекторовъ и, устроивъ свтовую преграду, преломили свтъ противника. Эскадра ослпла. Куда ни взглянешь — везд заслоняютъ ей наши.
До разсвта продолжалась безмолвная свтовая борьба.
Долго мы сидли на берегу, наблюдая за лучами прожекторовъ.
Съ моря повяло свжимъ втеркомъ, стало прохладно.
— Если будетъ что-нибудь подозрительное, ты мн доложишь подтвердилъ мой товарищъ, командиръ десантной роты, проходящему патрулю и съ этими словами, пожелавъ мн досидться благополучно до утра, отправился отдыхать.
Предоставленный наконецъ себ, очарованный покоемъ, дремлющей поверхностью глубокаго моря, постепенно замиравшей жизни крпости — многое вспомнилъ изъ недавняго и далекаго прошлаго.
Мысли, воспоминанія, упреки себ и другимъ неслись не стройной, бурной толпой.
Кругомъ покой глубокой ночи, нарушаемый лишь шопотомъ морского прибоя, шуршавшаго у подножья крутого утеса, и гуломъ отдаленныхъ выстрловъ.
Итакъ, неизбжное свершилось.
Маленькій, трудолюбивый народъ, побалованный немного судьбой, увлеченный нашептываніемъ коварныхъ друзей, заглушивъ въ себ голосъ холоднаго разсудка, — ринулся въ неравный бой съ великимъ народомъ, мощной душой.
Неизбжное минетъ, пройдуъ часы испытанія, взойдетъ же надъ міромъ свтъ примиренія!.. Враги разойдутся, начнутъ честно работать и мирно трудиться.
За будущее я покоенъ. Японія смирится. Часъ смиренія уже близокъ. Россія проснулась, желзною цпью охватитъ она врага…
Вотъ что мы тогда думали.
Покойная полутемь звздной ночи нарушалась лишь лучами прожекторовъ. Медленно ползутъ они по темной глади океана изъ стороны въ сторону. Сойдутся, вопьются другъ въ друга и, во мгновеніе разорвавшись, метнувъ по небу, опять чуть-чуть сдвигаются. Справа на темномъ фон мерцаетъ электрическая точка, посылающая въ даль горизонта огромный снопъ свта.
Опять то же, опять безмолвная ночь ожиданія, опять безшумная, но дйствительная свтовая охрана.
Вдругъ сзади что-то мелькнуло; не усплъ оглянуться — грянулъ страшный ударъ выстрла. Воздухъ дрогнулъ, заходилъ; пронесся, завывъ и улетая, снарядъ; посыпались изъ-подъ ногъ камнн; взметнулась прибрежная чайка,
Лве прожекторъ обнаружилъ судно.
Другой выстрлъ, еще, еще. Все сильне, сильне. То ближе, то дальше. Снаряды съ зловщимъ, страшнымъ, душу леденящимъ воемъ несутся одинъ за другимъ вслдъ охваченному прожекторами японскому судну, идущему расходящимся курсомъ съ открывшимися на горизонт боевыми фонарями противника.
Что-то будетъ? Десантъ, брандеры… бомбардировка.
Наступила опять артурская ночь.
Канонада растетъ. Въ бинокль ясно видно, какъ вокругъ судна кипитъ вода. Снаряды непрерывнымъ дождемъ сыплются, вздымая огромные столбы воды. На встрчу пароходу изъ глубины темной дали вынырнули два миноносца. Канонада еще увеличилась. Батарея № 22 открыла страшный огонь. Прожекторы, скользнувъ съ парохода, свтятъ миноносцы. Вдругъ миноносцы, осыпаемые градомъ снарядовъ, прорзавъ лучи прожектора, вошли въ темную полосу. Прожекторы освтили мсто, гд только что былъ пароходъ. Только огромный верообразный столбъ дыма и пара, и больше ничего. Судна какъ не бывало. Миноносцы, давъ два пронзительныхъ свистка, ясно донесшіеся среди выстрловъ, моментально скрылись и боле прожекторами обнаружены не были. Огонь батарей сталъ быстро стихать.
Только батарея № 22 еще минутъ 5-10 громила непріятельскіе миноносцы въ бухт Тахэ, которые отвлекали вниманіе прожекторовъ лваго фланга береговой обороны.
При первомъ выстрл, интересуясь подъемомъ людей по боевой тревог, бгу къ рот. Заливаются свистки взводныхъ. Кругомъ полутьма звздной ночи. Ясно различаю группу домиковъ на берегу, ежесекундно освщаемыхъ красноватыми отблесками выстрловъ. Вхожу. За дверьми грохотъ выстрловъ и непрерывный вой снарядовъ, а здсь одваются при абсолютной тишин, иногда лишь освщаемые какъ бы вспышками далекаго зарева, 200 человкъ. Зданіе дрожитъ; при каждомъ новомъ удар такъ и кажется, что все рухнетъ. Въ моменты мгновеннаго затишья слышатся лишь постукиваніе штыковъ и шорохъ живой, въ торопяхъ копошащейся человческой массы.
— Ну, живо, живо, живй, одвайся, патроны не забудь, выходи впередъ, стройся — торопятъ взводные. Масса торопится и молчитъ, какъ нмая: ни единаго звука.
Не прошло 2–3 минутъ, какъ взводы на берегу. — Смирно, на плечо! — раздается послдовательно во всхъ взводахъ — шагомъ маршъ!
Бглымъ шагомъ люди пошли занимать окопы.
Проходитъ мимо взводъ. Слышу — Помни, братцы, слушать мою команду — будемъ стрлять по японцу залпами.
Какъ-то особенно внушительно и вмст съ нкоторой лаской звучали эти слова въ тембр его голоса. Учитель обращался къ своимъ ученикамъ.
Взводъ залегъ въ окопы. Кругомъ грохотъ, визгъ, вой выстрловъ, а среди людей царитъ полная, торжественная тишина. Внимательно, зорко глядятъ они въ море — не покажется ли что-нибудь. Никто не отвлекается — вс какъ будто замерли. Черная масса лежитъ неподвижно, иногда лишь освщаемая отблесками выстрловъ, мелькнувшими по стальнымъ штыкамъ.
Снаряды противника въ конц боя, не долетая до берега 200–300 шаговъ, падали въ виду окоповъ, беззвучно подымая столбы воды.
Наконецъ все стихло. Люди отправлены въ помщенія. Усилена бдительность дозоровъ и часовыхъ.