Праведные клятвы
Шрифт:
— Хани делает успехи, — вставляет Райя, поддерживая меня. Я ценю это, хотя сама мысль о том, что мне нужна её защита, заставляет чувствовать себя ещё более неуверенно. — Она завела друзей, наслаждается разницей культур. И она учится новому на этой онлайн-работе.
Часть меня так и хочет сказать им, что у меня на счету двадцать миллионов, чтобы они наконец отстали. Но, естественно, я не могу им объяснить, как их заработала.
— Когда ты попросила сестру отправить Марко домой, это нас встревожило, — добавляет отец. — Он очень переживает.
Я
— Я вас обоих очень люблю, но мне двадцать семь. Мне не нужна защита. И мне не нужны ваши придирки к моим решениям, учитывая, что я съехала от вас всего три месяца назад.
На мгновение они замолкают, прежде чем отец снова возвращается к допросу:
— И сколько месяцев ты ещё собираешься здесь пробыть?
Я выдыхаю. В который раз мои слова остаются без ответа, как всегда, когда я говорю о своих желаниях.
— Папа, хватит, — одергивает его Райя. — Она взрослая, хватит обращаться с ней, как с ребенком.
Я оседаю в кресле, чувствуя, что это только делает меня ещё больше похожей на ребенка.
— Мне нужно отойти на минуту, — говорю я, отодвигая стул.
— Хани, — зовет меня Райя, но я уверенно направляюсь в сторону туалета. К счастью, там никого нет. Хватаюсь за края раковины и делаю глубокий, неровный вдох. Внутри всё бурлит, и мне хочется разнести здесь всю мебель.
Слева я замечаю высокое окно, и лёгкая улыбка проскальзывает на лице при мысли о том, как мы с Доусоном однажды выбрались через похожее. Интересно, могла бы я провернуть то же самое сейчас. Но кто станет моим напарником для побега в этот раз?
Дверь открывается, и я быстро отворачиваюсь от окна, когда в комнату заходит мама. Она выглядит сочувствующей, кладет руки мне на плечи. Я выдыхаю, стараясь отпустить злость — не хочу выплескивать её на неё.
— Мы не хотим быть строгими. Просто скучаем по тебе, — говорит она. Я знаю, что это из любви, но это чувство удушающее. И когда-то я уже сказала ей об этом, и она расплакалась.
Отец любит нас всех, но даже мама не стала исключением для его требований. Всё должно оставаться в рамках, чтобы поддерживать имя Риччи.
— Мне просто нужно, чтобы вы оставили мне немного пространства. Я приехала сюда, чтобы понять, кто я. Я рада, что вы приехали, но не хочу, чтобы вы меня всё время поучали.
Она понимающе кивает.
— Я поговорю с твоим отцом.
— Спасибо, — благодарно говорю я.
Она дарит мне теплую улыбку и легонько похлопывает по плечу.
— Он просто хочет для тебя лучшего. Ты же наша малышка.
Я снова вздыхаю.
— Я знаю.
Но, черт побери, должен же быть какой-то предел опеке над ребенком. В мире, в котором мы родились и выросли, нас с детства учили осторожности. Если бы я была сыном, меня, возможно, учили бы обращаться с оружием. Но вместо этого, будучи девочкой, я училась улыбаться, быть вежливой и защищаться, но только так, чтобы при этом не покидать дом без телохранителя и никогда
И я не знаю, как изменить такой образ мышления у своего отца.
Но теперь это чувство душит меня, и всё, от чего я пыталась убежать, догнало меня здесь.
ГЛАВА 42
Доусон
Моё нутро буквально кипит от злости на следующий день, когда я вижу её идущей с другим мужчиной. Ревность — чувство мне не знакомое, но сейчас я ощущаю её каждой клеткой. Так вот почему она отменила встречу прошлой ночью? Она была на свидании с кем-то другим?
Я наблюдаю за ними с машины несколько минут, пока они не начинают останавливаться у разных магазинов. В конце концов я выхожу из машины и решаю подойти.
Подойдя сзади, я слышу её смех на что-то, что сказал этот тип, и ненавижу, что кто-то другой смог её рассмешить.
Я что блядь начинаю влюбляться в неё?
Я не должен. Ей наверняка захочется больше жизненного опыта, прежде чем она просто остановится на мне. Я был её первым и единственным, и я знаю, как её тянет к новым открытиям. Она задаёт мне такие вопросы, которые обычно в двадцать с небольшим обсуждают с лучшими друзьями. Да что там, такие вопросы задают подростки.
С одной стороны, мне нравится, что она доверяет моему мнению, но другая часть меня задается вопросом, почему ей никто не рассказал этого раньше. Разве она жила настолько под защитой? Я понимаю, что её семья — из тех, где слово отца — закон.
Но потом я вспоминаю Райю и задаюсь вопросом, почему Хани не такая же.
И не то чтобы я хотел, чтобы она была как Райя. По крайней мере, в плане прямолинейности, которой у Райи намного больше, чем у более сдержанной Хани. Ну, сдержанной — по отношению ко всем, кроме меня.
Она снова смеется, и я в этот момент касаюсь её плеча. Она поворачивается, и рука мужчины по-прежнему держит её под руку. И, когда он оборачивается вместе с ней, я понимаю, что это не просто кто-то.
Это её отец.
Пиздец.
Моё кислое выражение лица мгновенно сменяется на более нейтральное, когда её лицо принимает настороженное выражение.
— Доусон, — сдавленно говорит она, затем берёт себя в руки и продолжает: — Ты помнишь моего отца. — Она указывает на него, и я протягиваю ему руку.
— Да, рад вас снова видеть, сэр.
Он смотрит на мою протянутую руку, даже не пытаясь её пожать, и снова переводит взгляд на дочь.
— Нам пора, твоя мать будет волноваться.
Да, ненависть к моей персоне все еще при нем.
Хани высвобождается из его руки.
— Ты иди, а я хочу поговорить с Доусоном. Это ненадолго. — Она наклоняется и целует его в щеку. Всё это время он сверлит меня ледяным взглядом, а я отвечаю ему лёгкой, почти насмешливой улыбкой.
Он нехотя разворачивается и уходит.