Праведные клятвы
Шрифт:
— Он мне не нравится, — говорит отец, имея в виду Доусона.
— Леонардо, — резко одёргивает его мама, и он отводит взгляд.
— Тебе не обязательно его любить, отец, пока я это делаю.
Его взгляд останавливается на мне.
Я снова расправляю плечи, неуютно чувствуя его пристальный взгляд.
— И что с того если с Доусоном у нас просто мимолётный роман? Неважно, он это или кто-то другой. Ни один мужчина никогда не придётся тебе по душе.
— Он показушный и надменный. Мальчик красавчик, — начинает отец.
— А ты — беспощадный убийца, но мама смогла тебя полюбить.
Кажется,
— Я больше не ребёнок. И вам нужно перестать обращаться со мной так. Позвольте мне самой принимать решения и ошибаться. Позвольте мне оступаться и падать. По крайней мере, я буду знать, что это был мой выбор. А не то, что вы мне сказали, как правильно.
Они оба молчат, и я понимаю, что впервые меня действительно видят.
Меня по-настоящему слышат.
— Я не хочу, чтобы мне приходилось выбирать между семьёй и тем, что я хочу для себя. Будь то отношения или даже решение открыть кафе. Возможно, всё получится, а может, и нет. Но я хотя бы попробую сама, своими силами.
Мама делает глоток кофе, едва заметная улыбка появляется на её губах, подбадривая меня продолжить.
— Когда Райя сказала, что не выйдет за Крю, вы это приняли. Так почему я не могу получить то же чувство свободы и выбора?
И, несмотря на то, что было между ними, они всё равно поженились.
Но это уже не важно.
— А как же твоя жизнь дома? Друзья? Те роскошные мероприятия, которые ты так любишь?
Меня охватывает волна смеха, и отец смотрит на меня так, словно видит впервые.
— Я никогда не любила эти мероприятия. А мои друзья с их поверхностными интересами? Те друзья, которых вы стратегически подбирали для меня с детства? Здесь я нашла только одного настоящего друга. И Дафна стоит дороже всех этих «так называемых друзей» дома. — Я делаю кавычки в воздухе, чтобы подчеркнуть свою мысль.
Я знала, что моя жизнь была выстроена за меня, но я не понимала, насколько, пока не приехала в Нью-Йорк.
— Так что либо вы меня поддерживаете. Либо уходите.
Отец хмурит брови, и я чувствую, как у меня сжимается живот. Он не тот человек, на которого можно давить. И возможность того, что он силой увезёт меня обратно, кажется пугающе реальной.
— Гонится за американской мечтой, — ворчит отец себе под нос.
Я встаю с кресла и приседаю перед ним на корточки.
— Нет, папа, я просто пытаюсь понять, кто я. И если именно здесь у меня есть возможность это сделать, значит, это то место, где мне нужно быть. Я не говорю, что останусь здесь навсегда. Но пока я хочу остаться.
Отец старается избежать моего взгляда, что для него крайне нетипично. Но я слегка наклоняю голову, чтобы он снова посмотрел на меня, и он вздыхает.
— У меня упрямые дочери. Это и благословение, и проклятие.
Мама усмехается, отставляя чашку с кофе, и я понимаю, что одержала победу.
Пока маленькую.
Но ощущение, словно с меня сняли груз.
Очередные оковы слетели.
— Он мне всё равно не нравится, — ворчит отец.
Я похлопываю его по руке.
— Да, папа, потому что он слишком красивый, — говорю с улыбкой и направляюсь за печеньем, которое испекла вчера к кофе.
ГЛАВА 49
Доусон
Моё колено подрагивает, и я осознаю
— Значит, всё прошло хорошо? — спрашивает Лесли, поглядывая на несколько прототипов, выстроенных на столе. Я задумчиво беру полированные золотые анальные шарики. Интересно, сколько из них Хани смогла бы выдержать.
— Очень, — рассеянно отвечаю я.
Меня начинает раздражать, что мы так и не выяснили, кто был тем незнакомцем, который крутился около поместья и делал фотографии в ночь мероприятия. Позже его машину нашли брошенной.
Мы не продвинулись ни на шаг.
Я зол.
И раздражен.
— У тебя есть идеи для названия новой линейки? Я начну готовить всё к запуску и подготовлю финальные контракты, когда закончу.
— Мистер Тейлор, — прерывает её Генри. Он бросает взгляд на игрушки на столе, и его горло сжимается. Неудивительно, что девочки постоянно подшучивают над ним. — Я нашёл кое-что о… ну, вы знаете… том человеке.
Он говорит уклончиво, хотя кроме нас в комнате никого нет. Лесли пододвигается к краю стола, чтобы смотреть через моё плечо. Я машу Генри, чтобы он подошёл, и он протягивает мне телефон.
— Я продолжил следить за ним с тех пор, как он побывал у вашего дома и бросил машину. Я смог отследить по камерам наблюдения, что в итоге он сел на ночной паром. И я подумал, что будет неплохо просмотреть записи камер за последний месяц, чтобы понять, может быть, он частый гость на этом пароме. Возможно, он не местный, — говорит он.
Я пролистываю снимки с разными датами, где он садится на паром.
— Я всё ещё не могу получить чёткое изображение его лица. Он умеет избегать камер. И каждый раз после того, как подходил к нашим людям, он закрывался шапками, бейсболками и другими вещами. Но так как он не местный, мне удалось определить район, в котором он живёт, через уличные камеры. Правда, в той части мало камер, так что это сложнее. Но я сузил круг поиска.
Мой палец останавливается на фото мужчины, сходящего с парома. Мои брови сдвигаются, когда я увеличиваю изображение, насколько это позволяют пиксели. Генри замолкает, заметив, на что я так пристально смотрю.
Моё горло сжимается, когда я вижу татуировку в виде фиолетового браслета на запястье. Я пролистываю другие снимки, и она всегда скрыта под пиджаками и рубашками, которые он носит. Но на этом фото она видна, и до меня доходит, кто этот ублюдок. Старые раны вновь открываются, когда я просматриваю снимки из того района. Оказывается, сколько бы я ни старался убежать от прошлого, оно всегда найдёт способ вернуться ко мне. Я возвращаюсь к фотографии с фиолетовым браслетом.