Правила подводной охоты
Шрифт:
«А почему Леська не стала поступать в учебку? Через несколько лет могли бы охотиться вместе».
«Она поняла, что в океане ей нравится не охота, а сам океан. Так она мне объяснила. Потом увлеклась морской биологией. Мама сказала, что она поступила на работу в исследовательский институт».
«У каждого свой путь, — жестами показала Молчунья. — Знаешь, что в таких случаях говорят охотники?»
«Не бери тяжелого в руки, а дурного в голову», — похвастался я своими познаниями.
«Вот именно. Если захочешь поболтать, я всегда рядом. Только
«Заметано!» — пообещал я.
«Кем тебя Огурец взял в команду?»
«Приказал учиться на снайпера. Дал сутки на подготовку к сдаче допуска до тысячи метров».
«Там экзамен не столько на знание, сколько на сообразительность и внимательность».
«Это как?» — насторожился я.
«Все зависит от ситуации, но есть несколько общих правил, как не поддаться на провокацию».
Я наклонился вперед и принялся внимательно следить за ее жестами, повествующими о предстоящем экзамене. Молчунья сообщала важные вещи, но я помимо воли несколько раз соскальзывал взглядом с ее рук на талию и бедра, прикрытые выправленной рубашкой.
В учебке я часто думал о женщинах, но одно дело фантазии, и совсем другое — женщина на расстоянии вытянутой руки. Больше всего меня возбуждала в Молчунье физическая ущербность. Казалось, что немая, пусть и старослужащая, может быть доступней здоровой девушки. Да и где эти здоровые девушки? Рипли не в счет, ее я не мог представить сексуальной партнершей в силу огромной разницы в возрасте. Другое дело Молчунья, она лишь года на два старше меня. Я решил обдумать это позднее и с трудом взял себя в руки, переключив внимание на детали завтрашнего испытания.
После всех объяснений Молчунья велела мне возвращаться в амфибию. Она полагала, что вместе нас видеть не должны, так что дальнейшие встречи должны были происходить только по ее инициативе. Я был не в том положении, чтобы спорить.
Комиссия Макамоты
Проснулся я от веселого крика Рипли:
— Подъем, лежебоки! — Она распахнула погрузочный люк, впустив в отсек свежий ветер. — Охотники встают вместе с солнцем! Форма «голый торс», строиться на палубе!
— Умыться хоть можно? — сонно спросил Пас, протирая глаза.
— Водные процедуры после зарядки!
Мы стянули с себя рубашки и выбрались на прохладный утренний воздух. Восход полыхал над кормой «Красотки», но до знойного полдня было еще далеко.
— Места мало, — сообщила Рипли, когда мы с Пасом изобразили шеренгу. — Но ничего. Сотни кругов по палубе вокруг «Ксюши» будет достаточно. Бегом марш!
Она первая рванула вдоль борта, и нам ничего не оставалось, как следовать за ней. Вскоре мы согрелись, а еще через несколько минут с нас уже пот катил градом. Рипли же никаких признаков усталости не выказывала, она была похожа на олениху, рвущуюся через дебри навстречу ветру — плечи расслаблены, грудь колесом, ноги мелькают размеренно и ритмично. В движении она выглядела великолепно,
Кругов через шестьдесят я начал сдавать. Пасу было совсем худо, он ковылял, а не бежал, подгоняемый насмешками Рипли.
— Зачем акустику бегать? — прохрипел он, окончательно теряя силы.
— Ты еще не акустик, — отрезала бывшая кухарка и ускорила темп.
На восьмидесятом круге она позволила нам отдохнуть. Мы хотели рухнуть на палубу, но она чуть ли не пинками подняла нас и погнала скорым шагом.
— Отдых должен быть активным, салаги! Сели, продышались. А теперь прыжки охотника!
Команда, известная нам с учебки, означала следующее: следовало присесть на корточки, закинуть руки за голову и передвигаться короткими прыжками. Уже через два десятка таких скачков в глазах у меня потемнело. Пас не выдержал и рухнул на палубу.
— Встать! — нависла над ним Рипли. — За борт сброшу и скажу, что сам упал! — Она схватила его за руку и рывком поставила на ноги. — Шагом!
Это было ни с чем не сравнимое блаженство — просто идти. Но длилось оно не долго.
— Гусиный шаг!
Это означало еще одну пытку. Садишься на корточки и так, вприсядку, ходишь, обязательно касаясь коленями палубы. Руки за головой.
Я никак не мог понять, зачем нужны эти садистские упражнения. Однако Рипли не отлынивала и делала их вместе с нами. Ее разминка, похоже, забавляла, а не тяготила. Под конец она нам устроила пятьдесят отжиманий на кулаках, не ограничивая времени выполнения.
Наконец пытка кончилась.
— Для первого раза достаточно, — кивнула начальница. — Постепенно нагрузки будем увеличивать. Тебя, Чистюля, это касается до сдачи допуска на работу акустиком. Так что в твоих интересах быстрее впитывать знания. А для тебя, Копуха, после сдачи допуска все только начнется. Глубинник должен быть сильным, как кашалот, быстрым, как мурена, и выносливым, как касатка. Все! В умывальник!
Похоже, она дала нам новые прозвища. Как Рипли могла догадаться, что меня в детстве дразнили копухой? Или Молчунья ей рассказала? Если так, то это предательство. А вот Пасу новое прозвище подходило как нельзя кстати. Хотя он на него тоже обиделся.
— Не называй меня Чистюлей, — попросил он в умывальнике.
— Заметано. Если ты не будешь называть меня Копухой.
— Ладно, — заканчивая умываться, ответил Пас.
На палубе нас встретил Жаб с металлической банкой в руке.
— Готов к экзамену? — без предисловий спросил он меня.
— Так точно! — ответил я, вспомнив ночной инструктаж Молчуньи.
— Тогда на броню. Живо! Будем ставить «пиявку».
У меня сердце замерло. Я знал, что без катетера глубинником не стать, однако не был готов к такому быстрому повороту событий. Но я сам выбрал свой путь, пришлось лезть на крышу амфибии. Взводный взобрался следом и открыл контейнер с вылупившимся катетером.
— Ложись!
Мне пришлось выполнить приказание. Я вздрогнул, когда на голую кожу упали капли «рассола».