Правила подводной охоты
Шрифт:
«У тебя, Чист, глаза когда-нибудь лопнут», — съязвила она, пробираясь к штурвалу.
«Если ты вправе оголять при мне свою задницу, то я в таком же праве глазеть на нее», — парировал Пас.
Молчунье приходилось показывать наши прозвища по слогам, поэтому она старалась их сократить. Так Чистюля превратился в Чиста, а я в Копа. Гром с Чопом не пострадали, они как были в один слог, так и остались. Кроме того, с нашей общей подачи Жаба почти все перестали звать Огурцом. Более короткое прозвище прижилось, превратившись в новый позывной командира. Надо сказать, что мы с Пасом к полученным от Рипли кличкам быстро привыкли и нередко звали друг друга именно так. На Копуху я давно перестал обижаться —
Молчунья запустила мотор и погнала катер к эллингу. Мне нравилось ходить по невысоким волнам на полной скорости — это возбуждало и радовало, заставляя сердце стучать быстрее. В такие минуты я вспоминал, что все мы охотники, а не какие-нибудь биологи на забытой богами станции в океане. Молчунье нравилась мощь и управляемость катера, Чистюля млел от морского ветра и солнца. Каждый из нас любил в скорости что-то свое, но все мы любили скорость. Может, так и должно быть в команде?
— Перестань пялиться на Молчунью, — сказал я Пасу, зная, что она нас не слышит.
— С чего бы? — напрягся Чистюля. — Думаешь, если она тебе иногда дает, то ты ее купил с потрохами?
Я знал, что это не так, но все равно во мне иногда закипала ревность. Дурацкое, надо сказать, чувство, но избавиться от него было выше моих сил. Конечно, нравы у моей подруги были более чем свободные. Время от времени, в ночной тишине у моря, она пыталась донести до меня свою философию.
«Секс — это такая же физиологическая потребность, как еда, например, — складывала она фразы на пальцах. — Никто ведь не осудит человека за то, что он не ест одни лишь овощи или одно лишь мясо. Так и в сексе — хочется разнообразия ощущений, а это невозможно без смены партнеров».
«Значит, я для тебя один из партнеров?» — впадал я в обиду.
«Ты для меня дурачок неразумный, — улыбалась Молчунья. — Нас с тобой связывают чувства большие, чем примитивное влечение. Спать с тобой — это блаженство, но вместе с тем дикая потеря энергии. Мне же иногда хочется просто потрахаться, чтобы сбросить напряжение. С тобой так не получится, а с Чопом запросто. Он работает, как электровибратор — сплошная физика и никаких эмоциональных потерь».
Иногда я был готов убить всех, с кем она так вот «сбрасывала напряжение». Лично мне это казалось извращением, так же как и тяга Молчуньи демонстрировать свое тело. Но я ничего не мог с этим поделать.
За бортом катера шипела бурная пена из-под форштевня, Молчунья разогнала мотор до самых больших оборотов, пар из выхлопных труб бил тугими струями, оставляя позади пелену тумана.
«Для ловли тунца сгодится». — Она повернулась к нам.
«Рипли не захотела с нами рыбачить», — огорчил ее Пас.
«Я так и думала, — сказала Молчунья. — Но нам все равно идти. Надо же торпеду рыбакам подложить».
Загнав катер в эллинг, мы договорились на завтра и разбежались — Молчунья торопилась покопаться в недрах асфальтоукладчика, а мы с Пасом никаких срочных дел не имели.
— Ты на меня обиделся? — спросил Пас, ступая по полосатому от теней песку. Пальмовые листья шумели над головами.
— Иди ты в жопу, — сказал я в сердцах. — Себя поставь на мое место!
— Мое место хуже твоего, — глухо произнес Пас. — Молчунья тебе хоть дает время от времени. А я могу только облизываться.
— Можно подумать, ты с Молчуньей не трахался! — вспылил я.
— Да что мне твоя Молчунья! — отвернулся он.
Я притих. Кажется, Пас готов был выложить мне свою сердечную тайну. Вообще-то ему действительно не везло — из шести женщин-охотниц, живущих на базе, ни одна не желала иметь с ним отношений. Почему — непонятно. Но меня интересовало даже не это, а то, кого он сам из них всех хотел. То, что не Молчунью, я уже понял.
— Рипли?! — невольно вырвалось у меня.
— Только попробуй что-нибудь сказать по этому поводу, — хмуро ответил он.
Я прикусил язык. Яркий, светящийся от солнца песок скрипел у нас под подошвами.
— А она знает о том, что ты к ней испытываешь? — осторожно поинтересовался я после долгой паузы.
Пас покачал головой.
Ну и дела! Раньше я об этом не думал, но теперь меня одолело любопытство — а с кем вообще трахается Рипли? Единственный мужчина, с которым она могла бы сойтись и по возрасту, и по статусу, — Жаб. Но их отношения не выходили за рамки уставных между командиром и подчиненным. У них даже дружба не ладилась, если честно. В конце концов я пришел к выводу, что Рипли хватает джина или текилы. Печально, но скорее всего дело обстояло именно так — никто из мужиков ей не был нужен. Я не знал тонкостей женской физиологии, но где-то слышал, что женщина, как и мужчина, способна удовлетворять сексуальное желание самостоятельно, если в этом возникает необходимость. Молчунья как-то обмолвилась, что ей такой фокус не удается, но она знала девчонок, которые умели удовлетворять себя лишь прикосновением собственных рук.
— Ей никто не нужен, — уверенно заявил я.
— Я тоже так думаю, — вздохнул Пас. — Ладно, давай не будем об этом.
Не будем так не будем, я не настаивал. Но помимо воли в моей голове копошились мыслишки, переворачивая полученную информацию то так, то эдак. Получается, что в нашей команде все чокнутые, кроме меня. Молчунья трахается с кем попало, Пас — конкретный геронтофил, а Рипли сдвинулась на глубине. Жаб тоже не без чудины. Я только не знал, на чем именно он свихнулся. В памяти прочно засела фраза «Поганка М-8», но мои осторожные расспросы ни на пядь не приблизили меня к цели — никто не знал, о чем идет речь. Вообще-то индексом «М» иногда обозначались донные платформы класса «Марина», где цифра после дефиса обозначала число пусковых шахт под мембранами. Но о восьмишахтных «Маринах» каталог Вершинского знать не знал. У меня не было сомнений, что в Индийском океане прячется какая-то тварь, зацепившая нашего взводного за живое, но что это за штуковина, выяснить не удалось. На самом деле особой разницы и не было — важно было лишь то, что Жаб хотел перебраться отсюда поближе к Индии, но мы зависли тут намертво, от чего взводный озлобился сверх всякой меры.
Я вздрогнул, когда прямо на нас из-за кустов вышел Жаб. На миг мне показалось, что он вынырнул из моих мыслей, как дьявол из пустоты при упоминании его запретного имени. Командир и похож был на дьявола — лысый, пупырчатый, ни одного волоса на лице, словно их спалило адово пламя.
— Чего вы тут шляетесь? — с ходу накинулся он на нас. — Охренели совсем, опустились! В свиней превращаетесь! Когда последний раз занимались делом?
Пас опустил взгляд.
— Если акустик не занимается две недели, его можно списывать! — покраснел от злости Жаб. — А снайпер должен не вылезать из тира, отстреливая за год вагон гарпунов!
— Я три дня назад занимался на симуляторе, — поспешил оправдаться Пас.
— Три дня! Быстро в учебный класс! Увижу до вечера где-то еще, будешь вычерпывать говно из гальюна столовой ложкой!
Чистюлю как ветром сдуло, только кусты зашуршали, обозначая его траекторию.
— А ты в тир! — Жаб повернулся ко мне своими смотровыми щелями. — Послезавтра буду принимать норматив на полсотни метров. Если промахнешься хоть раз, сгниешь на камбузе. Забыл, как тебя прозвали Небритой Жопой? Махом верну все, как было! Доступно?