Правила подводной охоты
Шрифт:
Пас молча достал из рундука свою записную книжку и передал мне.
— И что? — удивился я.
— Это коммуникатор. Нажми комбинацию клавиш «ОЛ45П».
Я нажал и чуть не выронил машинку из рук — на ней загрузилась программа связи и карта пролетающих спутников.
— И ты в учебке все время стучал? — вытаращился я.
— На тебя нет. Комиссию безопасности волнуют только серьезные нарушения.
— И кого же ты заложил? Колись!
— Отвали. Я и так тебе много сказал.
— Ну уж нет! Товарищ, называется. То ты трахаешься с моей девушкой, то стучишь! Офигеть можно. С виду чистюля, а на поверку — чудовище какое-то.
— Прекрати. Если я тебе скажу одно имя, отвянешь?
— Валяй.
— Перед
— Оп-па… Слушай, а ведь Жаб…
— Уймись. В этом как раз и есть причина того, что я уезжаю на глубоководную базу.
— Очень интересно.
— С двухкилометровой глубины не свяжешься с комиссией безопасности через спутник. А донесения по другим каналам строжайше запрещены. Я обязан настучать на Жаба за торпедирование кораблей, но, если я буду на «DIP-24-200», никто меня в молчании не обвинит.
Вообще-то Пас мог придумать историю правдоподобней. Истории, за которые можно было настучать на Жаба, долго искать не надо — начиная с подкупа Макамоты и заканчивая подделкой допуска, но ни разу Пас об этом не доложил. Почему? А главное, зачем было рассказывать мне о сотрудничестве с комиссией безопасности, если можно было отбрехаться гораздо проще? Единственное, что в этой истории не вызывало у меня ни малейших сомнений, это подлинность коммуникационного устройства. Машинка действительно в духе комбезовцев. Все остальное вилами по воде писано и белыми нитками шито.
И вдруг до меня дошло. Поначалу эта мысль показалась мне совершенно бредовой, но чем больше я складывал кусочки разрозненной информации в единую картину, тем очевиднее мне становилась правильность моей догадки. А заключалась она в том, что Пас — законченный геронтофил. И про жену комиссара — правда. Не удивлюсь, если он сам ее и совратил. А не стучал он на Жаба по одной очень простой причине — Чистюля по уши влюбился в Рипли и не хотел разваливать команду, чтобы начальница не вернулась обратно на камбуз. И на базу «DIP-24-200» он уходил вслед за ней. Признаться в этом ему было сложнее, чем рассказать о своем стукачестве. Я решил не додавливать его до конца и сделать вид, что поверил.
— Никогда не думал, что оставлю в живых настоящего стукача, — усмехнулся я. — Да еще буду вызволять его из капкана под угрозой собственной жизни. Ладно, погнали к автопарку, а то Жаб по ушам надает.
Амфибия уже ждала нас с работающим двигателем, и мы влезли в ее нутро, как дети залезают под одеяло — оставив снаружи все страхи и неприятности. Мне всерьез казалось, что броня «Ксении» обладает необъяснимой силой, отталкивающей невзгоды, не пропускающей их дальше проема люка.
Весь экипаж был на подъеме — особенно веселился Долговязый, как Рипли два года назад. Но если бывшая кухарка шептала и плакала от избытка чувств, то отставник резвился, словно малый ребенок.
— Эх, повоюем еще! — хохотал он. — Ну, барракуда его дери, я уже боялся сдохнуть в своей постели!
— Уймись, а? — попросила его Рипли.
— Все, молчу, молчу. Нет, ну это же надо! На «DIP-24-200» на старости лет. Ну разве не кайф? Вот дьявол! Только фляжку свою забыл. Интересно, выпустят нас в городе или нет? Надо при случае затариться чем-нибудь веселящим.
— Ты и так хорош, — буркнула Рипли.
Броневик взревел мотором и тронулся. Через незакрытый люк ворвался ветер вместе с запахами дальних краев, а по полу поползли полосатые тени пальм. Потом мы набрали скорость, направляясь к мосту, и в проеме осталось лишь чистое небо. Но не успели мы как следует разогнаться, как Молчунья резко нажала на тормоз, и мы попадали со скамеек,
— Твою мать! — прошептала она, бледнея. — Глазам не верю!
— Рипли! — донесся снаружи голос Викинга. — Живая, чертовка! Живая же!
Долговязый бледнел на глазах. Я всерьез испугался, как бы с ним не случился инфаркт.
— Викинг? Откуда он взялся? Нет, быть не может! Они же с Баком…
Он вскочил со скамейки и вслед за Рипли выбрался из машины. Пас не удержался и тоже высунул голову в люк.
— Мексиканский сериал можно снимать, — усмехнулся он. — Похоже, Викинг несколько преувеличил свою ненависть к Жабу.
Мне тоже захотелось взглянуть на встречу старых друзей, и я встал рядом с Пасом. Все четверо стариков хохотали, цокали языками и обнимались.
— В конце концов в памяти остается только хорошее, — вздохнул Пас. — Иначе женщины перестали бы рожать, а мужчины — ходить на войну.
— Пробивает тебя на философию, — фыркнул я.
— Это не я сказал. Кто-то из древних.
«Валерка» и глубина
Мои надежды посмотреть город оказались тщетными. Едва наш транспортник с амфибией на борту достиг берегов Шри-Ланки, Жаб с Молчуньей оставили нас на корабле, а сами погнали броневик на местную сухопутную базу. Нам впятером оставалось лишь глядеть с палубы на огромный город, из которого в небо торчала бесконечно длинная игла орбитального лифта. К вечеру зажглись огни небоскребов, и город превратился в бушующий праздничный фейерверк, сильно отличаясь от наших северных поселений. С берега доносились приглушенная расстоянием музыка и пряные запахи суши. Иногда недалеко от транспортника проходила, урча мотором, украшенная гирляндами джонка, где под навесом пили, веселились и целовались смуглокожие местные жители. Заметив нас, одна из девушек бросила в нашу сторону пестрый венок из цветов. Она и сама была как цветок, одетая в яркое сари.
— Пожить бы здесь, — мечтательно произнес Пас.
— Слишком много эмоций, — пожал я плечами. — Я бы здесь устал.
Через четыре часа отсутствия на связь вышел Жаб.
— Здесь Рипли! — Начальница придержала пальцем микрофон гарнитуры.
— Готовы грузиться? — услышали мы голос Жаба в своих наушниках.
— Изнываем от нетерпения, — буркнул в микрофон Долговязый.
Викинг поднялся с кнехт и молча закинул за плечи пестрый туристский рюкзак, купленный еще на Карибском побережье перед погрузкой на транспортник.
— Подгоним «Валерку» минут через десять, — сообщил взводный. — Спускайте шлюпку.
Я вытянул шею и стал вглядываться в темноту. Раньше мне доводилось видеть глубинные батипланы только на чертежах в учебке, теперь же предстояло не только вблизи рассмотреть настоящий, но и войти внутрь, опуститься в нем до самого дна. А этот к тому же, как рассказывал Жаб, один из новейших. Мне не терпелось в него залезть.
— Не спать, не спать! — подогнала нас Рипли. — Быстро в шлюпку!
Вместе с моряком из команды мы забрались в качающуюся полость спасательной лодки, и тросы заскрипели, опуская нас на воду. Поверхность моря встретила нас всплеском и несильным толчком, но я знал, что совсем скоро, через десять минут, мы пронзим батипланом эту поверхность и уйдем на такую глубину, которую даже представить жутко. И будем там жить, и будем работать, дышать сухим воздухом и, может быть, каждый день выбираться из станции на океанское дно. Такая перспектива одновременно и манила меня, и пугала. Я не мог справиться с чувствами, и они бушевали во мне, подобно шторму, через который я вел корабль всего год назад.