Право на пиво
Шрифт:
— Нет, мама, я не смог.
— Ну почему?! Я три месяца упрашивала Арсенгригорича, чтобы он принял тебя вне очереди! Он согласился только из уважения ко мне!
«Угу, согласился. Когда на его счету циферок прибавилось».
— …а ты — «не смог»! Немедленно поезжай! Или ты хочешь схватить Кому?! Чтобы я на старости лет моталась через весь город в этот ужасный гибернатор, проверить, жив ты еще или нет?! Ты обо мне подумал?!
Я убрал звук, пересел за стол и включил комп. Любимой темы «ты совсем обо мне не думаешь» ей хватит надолго, я
«Когда в 2016 году Европарламент принял закон „Об уголовной ответственности за торговлю и потребление возбуждающих препаратов“ (в прессе его тут же окрестили законом „О здоровье“), никого это, в общем, не удивило. После почти десяти лет усиленной пропаганды, такой шаг напрашивался сам собой.
К 2007 году почти все евроазиатские страны ввели запрет на рекламу „пороковых“ средств. Примерно в то же время усилился налоговый пресс на их производителей — акцизы взлетели до небес. Вал публикаций, программ и рекламных роликов, призванных направить общественное мнение в соответствующее русло, почти пятнадцать лет подготавливал почву для закона „О здоровье“.
Исчезли с улиц табачные лавки, пивные, кабаки. Мелкие фирмы прогорали тысячами — их продукцию никто не хотел покупать. Дольше всех продержались крупные компании, переориентировав производство на эксклюзивную продукцию для немногих оставшихся знатоков и ценителей. Их травили в СМИ, пикеты перекрывали ворота, а полиция отказывалась разгонять демонстрантов. Сотнями увольнялись специалисты, не выдержав общественного презрения. Тяжело ходить на работу и делать вид, что ничего не происходит, когда твой почтовый ящик переполнен анонимными угрозами, а соседи перестали с тобой здороваться.
В мае 2015 года последний из могикан „порочного“ бизнеса был объявлен банкротом и распродан кредиторами с торгов. К таким сообщениям за последнее время уже привыкли, да и Еврокомитет по банкротству старался давать „зеленый свет“ таким делам в первую очередь.
Еще несколько лет после вступления в действие закона „О здоровье“ пытались изменить ситуацию криминальные структуры и подпольные заводы. Но после того как 5 декабря 2019 года знаменитая поправка „пять-двенадцать“ установила мерой ответственности за изготовление смертную казнь, а за потребление — лишение гражданства, „пороковые“ средства и препараты ушли в прошлое навсегда».
Я успел продиктовать вступление и даже начал основную тему, когда легкое жужжание в динамике затихло. «Та-ак, похоже, родительница исчерпалась». Я поднес трубку к уху.
— Что ты молчишь? Ты понял?
— Да, мама.
— Смотри у меня! Сейчас же чтоб поехал!
— Конечно, ма. Так и сделаю.
Бедная трубка! Я швырнул ее в паз с такой силой, что чуть не разбил. Потом еще пару минут успокаивал дыхание.
Мать-то, конечно, разрядилась, а я?! Чтобы прийти в себя хоть немного, я покормил рыбок, полюбовался их неспешными, удивительно приятными движениями.
Руки все еще дрожали. Усевшись за стол, я включил с пульта купол-систему и на полчаса
Полегчало. Но стоило вернуться за диктовку, как телефон зазвонил снова.
«Господи, неужели опять она! Только не это! Я просто не сдержусь и наору на нее».
— Алло! Что еще скажешь?!
— Андрюха!! Ты чего такой злой?
«Уф-ф, все-таки не она». — Этот хрипловатый басок я ни с чьим голосом не спутаю: Димка Соболев, Дим Димыч, как мы звали его в академии. Парень, в принципе, неплохой, только дотошный очень, из породы перманентных зануд. Все норовил до сути докопаться. Наверное, потому и пошел в биохимики.
Какой-то он сегодня подозрительно радостный. Когда звонил в последний раз — это было, дай бог памяти, неделю назад, — говорил медленно, а голос казался мрачным и серым от усталости. Он всегда такой, когда много работы. Что-то они там мудрили у себя в «Фармацевтикал АГ»: синтез, третья перегонка, летучие фракции… A-а, биохимики. Любой из них теперь ищет лекарство от Комы и верит, естественно, что найдет. Именно он, никто другой. Дальше по списку: спаситель человечества, признание, слава, Нобелевская премия…
Только вот почему-то через год-два активных поисков они либо сами отправляются в гибернатор, либо вообще — травятся чем-нибудь особенно смертоносным.
«С чего бы, интересно, Димыч такой веселый?»
— A-а, это ты… Привет. Я не злой, я — раздраженный. Чего тебе?
«Может, не слишком вежливо, зато быстрее отвяжется. Должен же я все-таки закончить эту проклятую статью!»
— Андрюха, брось злиться, слушай лучше! У нас тут такое!!
— Что, начальство скоматозилось в полном составе?
— Нет, все круче!!! Мы уж и верить перестали, представляешь? Почти две сотни схем синтеза перепробовали и ничего. И вдруг — такое!
— Да что стряслось-то?
— Мы нашли! Сто девяносто третий образец дал положительный результат!
Я еще не понимал.
— Ну и что?
— Проснись, парень! По-ло-жи-тель-ный, — произнес он по слогам, — теперь понял? Коме — кранты! Достаточно регулярно принимать новый продукт — и все! Но это профилактика, а дальше, дай только срок, мы и овощей из гибернаторов вытащим!
Поначалу я даже не знал, что сказать. Поздравлять — глупо, хвалить — слов не хватит.
— Чего молчишь-то? — снова заорал он так, что даже в ушах зашумело. — Ну, скажи скорей, что мы — молодцы!
— Молодцы, — подтвердил я, — нет, действительно. Теперь понятно с чего ты такой веселый…
— Ничего тебе не понятно. Веселый я потому, что мы провели испытание на себе. Чуешь? Надо было минимальную дозу установить! Я был в середине, списка — мне еще не самая большая досталась. Но, не поверишь, — я себя никогда так хорошо не чувствовал. Петь хочется, обнимать каждого встречного. Слу-ушай, а давай я к тебе сейчас заскочу? Нет, правда, это мысль!