Правосудие в Калиновке
Шрифт:
— А ну, замер!! — завопил я Обваренному. Шагнул к нему, решив, самое оптимальное, заставить его лечь, а затем еще и на спину наступить, чтобы пропала охота дергаться. Видел подобный приемчик в исполнении омоновцев в милицейских хрониках, они вечно укладывают задержанных ничком. Видать, знают, что делают. — Лежать! — заорал я, на мгновение, выпустив из поля зрения молодого бандита. А тому только того и требовалось. Правая ладонь гангстера так ловко соскользнула с бритого затылка, что я лишь чудом уловил мимолетное движение. Все внимание было приковано к Обваренному. Молодой терминатор, вероятно, даже успел стиснуть рукоять пистолета, находившегося у него подмышкой. Я упредил его лишь на какой-то миг. Не стал стрелять, как громогласно обещал, не посмел, а может, и пожалел его, кто знает. Отбросив подушку, ударил
— Сам напросился…
И тут Обваренный заговорил:
— Не знаю, с какой, бхххх на ххх, Луны ты к нам упал, но я это живо выясню. Да ты и сам расскажешь, когда я тебя ломтями строгать начну. Пожалеешь, клоун, что вернулся… — Он не поворачивал головы, голос доносился до меня глухо, словно шел из-под земли. Слова не звучали угрозой, скорее, походили на приговор, который не подлежит обжалованию, поскольку инстанций выше Обваренного — не существует в природе. А то — и на пророчество. Я легко смог представить, как это будет. Мне стало так страшно, что и на ум не пришло спросить, откуда, по его мнению, я вернулся?
— Он сам нарвался, приятель ваш, — повторил я, поймав себя на том, что оправдываюсь, жалко оправдываюсь перед ним.
— А бабу твою, о которой ты так печешься, освежую, как кобылу драную. Шкуру спущу, и зажарю на медленном огне. Только сначала ей мои бойцы попользуются, кто, бхххх на ххх, не побрезгует. А что останется — псам скормлю. А ты, тварь, будешь смотреть, ожидая, когда настанет твой черед…
— Сначала настанет твой!! — крикнул я, опуская ему на макушку пистолет.
— Уф! — выдохнул Обваренный, хоть, клянусь, я бил изо всей силы. Моя рука с зажатым в ней пистолетом снова пошла вниз, тяжело, будто гиря, которой строители крушат обреченные на снос дома, чтоб на освободившемся месте заблистали пластиком и стеклом новостройки. Раздался тошнотворный хруст, старый терминатор покачнулся. — Умри, гадина!! — завизжал я, нанося ему удар за ударом. Проще, вероятно, было выстрелить, но я не помнил себя от ужаса, который вызывал во мне этот человек.
Он не упал, рухнул, как подточенный термитами баобаб в саванне. Я отшатнулся, порывисто дыша, заплетаясь ногами. В этот момент Афян, пожалуй, мог бы напасть на меня, у него были хорошие шансы. Но, Док не предпринял ничего такого. Взяв себя в руки, я покосился на медичку, похоже, ей было пора на выход. Пнул женщину носком по голени, уже не удивляясь себе:
— Ты?!
— Я?!
— Давай! Вставай!!
Она завыла, умоляя о пощаде.
— Значит, тоже в деле?! — По-моему, это было ясно, как день. Все они были тут хороши. Медсестра залепетала какую-то тарабарщину. Я уловил одно внятное слово — заставили. Схватил толстячку за шевелюру, ее пряди оказались жирными до омерзения, потянул на себя, вынудив подняться. Разжал кулак, обтер ладонь о штаны.
— Афян, у тебя скотч есть?!
— Есть, кажется, — дрожащим
К счастью, там оказалось целых два непочатых рулона липкой ленты. Достаточно, чтобы их всех запеленать. Под моим присмотром медсестра, орудуя скотчем, ловко, словно бинтами, связала Обваренного по рукам и ногам. На удивление, он еще дышал, правда, еле слышно, но я не хотел рисковать. Мелькнула шальная мысль, а не зажать ли ему рот с ноздрями ладонью, ускорить развязку, но этого я не сделал. Когда медсестра превратила старого терминатора в современную вариацию египетской мумии, я велел ей заняться его напарником, он как раз начал проявлять первые признаки жизни. Его медсестра связала так, что и Гарри Гудини, полагаю, не высвободился бы, даже если б его не били, перед трюком, по затылку.
Перевязывать раны я медсестре не приказывал, сама она инициативы не проявила. Ну и ладно, решил я. У кого-то инстинкт врача заложен на уровне подсознания, для остальных медицина — только способ заколачивания денег. Неприглядная реальность, так сказать. В принципе, создавшаяся система устраивала обоих бандитов, я лишь предоставил им возможность ознакомиться с ее обратной стороной. Устроил, как бы это выразиться, встречу. Не с дармовыми кредитами МВФ, пересыпающимися в воровские чиновничьи карманы, не с тачками вроде «Феррари» и «Ламборгини», отламывающимися за народный счет. Не с перемазанными шоколадом шлюхами и шампанским по штуке баксов за бутылку, а с нашими эскулапами, когда припечет. Мне оставалось лишь пожалеть, что я не в состоянии провести аналогичную экскурсию для всего депутатского корпуса и высших сановников кабинета министров, как жаль, что они предпочитают латать здоровьишко за границей.
Как только с молодым мерзавцем было покончено, я велел Афяну вытянуть руки, чтобы сестра перетянула их скотчем. Затем, правда, не так споро, как она, я скрутил саму медсестру, заткнул ей рот бинтом, обмотал сверху липкой лентой. Рывком поднял Афяна, при этом мышцы в спине затрещали, Док весил не меньше центнера. Сдернув с вешалки серый плащ, я повесил его ему на запястья.
— Значит так. Слушай меня внимательно, ублюдок. Мы с тобой идем за Ольгой. Дернешься — застрелю без предупреждения. Понял?!
Афян энергично закивал.
— Я так хочу убить тебя, — добавил я доверительно. Это не была угроза, это было чистосердечное признание. Его одутловатое лицо стало пепельным. — Забирать чужие жизни и расстаться со своей — не одно и тоже, верно? — спросил я его, заранее зная ответ.
— Я только безнадежных использовал, — пролепетал Док. — Это Репа пристал, возьми, мол, девку...
Я взял его под руку:
— Заткнись и пошли.
В госпитале было безлюдно, как на борту брошенной на произвол судьбы орбитальной станции «Мир». То ли жители Калиновского района не болели, и, слава Богу, не травмировались на работе и дома, то ли жутковатого мутанта, выросшего за фасадом бывшей советской больницы скорой помощи, не интересовали их травмы за исключением тех, когда можно было поживиться внутренностями.
Никем не потревоженные и никого не потревожив, мы под руку достигли самой глухой части первого этажа. Воспользовавшись связкой ключей, прихваченных в кабинете, я отпер дверь, толкнул ногой и с порога увидел Ольгу. Окна палаты были зашторены. Пять или шесть вакантных коек прятались в сумраке. Ольга лежала у дальней стены. Грудь под простыней почти не двигалась, я легко мог представить, что она мертва. Кусая губу, я обернулся к Афяну:
— Чем ты ее накачал, урод?!
— Транквилизаторы. Фенобарбитураты . Это совершенно безвредно…
— Если хотя бы один волос с ее головы упал... — процедил я, — то…
— Уверяю вас, она в целости и сохранности! — поспешно заверил Док, порывисто дыша. — Получила три или четыре ссадины. Но я тут совершенно ни при чем. Она, видите ли, поступила к нам с некоторыми, э… повреждениями…
— Что ты хочешь сказать?!
— Видите ли, — зачастил Афян. — Эти люди, с которыми работал капитан Репа, они не отличались, знаете ли, хорошими манерами. Ну, и, сами понимаете…
Мне снова захотелось убить его, как я убил тех, о ком он сейчас заговорил. Ведь мир только выиграл от этого. Вне сомнений, ему стало бы еще лучше, избавься он от такого врача. Считается, что мы не вправе судить, НО, ЕСЛИ НЕ МЫ, ТО КТО?!