Правосудие в Калиновке

Зуев Ярослав Викторович

— Я ей не причинил никакого вреда, — добавил Доктор, вероятно, почувствовав мое состояние. — Даже обработал раны.

— Как ее разбудить?

— Боюсь, это будет непросто.

— Ты правильно делаешь, что боишься, — прорычал я, нисколько не преувеличивая.

— Она придет в сознание через три — четыре часа, — обещал доктор. — Ничего не надо делать.

Мне чудовищно хотелось обнять ее, но я сдержался в присутствии Афяна. Вдвоем мы аккуратно переложили ее на каталку, которая стояла в палате. Состояние Ольги заставило меня изменить планы. Грузовик нас теперь не устраивал, а жаль, вездеход мог пригодиться, и еще как. Затем я подумал о каретах скорой помощи на площадке у госпиталя и решил, что одна из них может послужить не худшей альтернативой грузовику. Спросил Афяна, в деле ли водитель того микроавтобуса, что стоял под дверями приемного отделения. Он, несколько раз сморгнув, кивнул. Ну, что же, это даже упрощало задачу. Когда рыло в пуху, на объяснения уходит гораздо меньше времени. Как ты, так и с тобой. Жаль, что эту аксиому пока что не проверили на собственных продажных шкурах отечественные политики.

Мы без помех выбрались из госпиталя. Водитель в кепке все так же курил, прислонившись к борту микроавтобуса. Афян прикрикнул на него, чтобы помог, откатил боковую дверь. Мы устроили Ольгу внутри транспортировочного отсека. Только тут я заметил, что

под простыней она совершенно раздета, и еще подумал, что надо было запастись хоть какой-то одеждой. Теперь на это не было времени. К тому же, я не хотел возвращаться. Это ведь дурная примета, верно?

Афян сказал водителю, куда ехать. Тот, кивнув, молча полез за руль, как хороший солдат — без лишних вопросов. Без них вообще жить гораздо легче, и далеко не одним солдатам. Я указал Афяну на переднее пассажирское сидение, туда, где обычно сидят доктора. Сам устроился позади, рядом с Ольгой, чтобы видеть затылки обоих — и водителя, и Артура Павловича. «Уазик» тронулся и, покачиваясь на рессорах, как дилижанс позапрошлого века, выехал со двора. Нас никто не останавливал.

***

Как только улицы Калиновки расступились, выпустив карету на простор холмистой равнины, я позволил себе немного расслабиться, погладил Ольгу по волосам, склонился, поцеловал в висок. Быстро, чтобы двое нелюдей впереди не заметили. Ничего, милая. Вот мы и выбрались, Скоро будем дома. Потерпи.

Конечно, я так не думал на самом деле. Наречие «скоро», сказанное Ольге, которая вряд ли его услышала, весьма приблизительно соотносилось с протяженностью маршрута, который нам предстояло преодолеть, и сложностями, несомненно, поджидавшими впереди. Я не рассчитывал, что сумею дотянуть до столицы в бело-красном микроавтобусе с алыми крестами, но все же полагал, что обязан использовать его на всю катушку, как любила выражаться бабушка. Убраться как можно быстрее на максимальное расстояние от Калиновки, переехать границу области, например, дождаться, чтобы Ольга пришла в себя, а там уже смотреть по обстановке, моля Бога, чтобы она не ухудшилась. И еще я надеялся по душам потолковать с Доком. Я, конечно, не воображал себя следователем, но это было бы полезным заделом на будущее, сказал я себе. Призрачной гарантией того, что убийцы Пугика не уйдут от ответственности, а суд над мясником или даже мясниками состоится в этой жизни, тут, на Земле, а не где-то там, в области теософских блужданий и эмпирических предположений. Но для начала мне следовало побеспокоиться о водителе. То, что он был одним из злодеев, как сказал Афян, было мне даже на руку.

Как только впереди замаячила трасса и синий дорожный указатель с надписью КАЛИНОВКА, который мы с Игорем и Ольгой проскочили ночью двое суток назад, я велел водителю съехать с дороги в кусты, подходяще густые и высокие, чтобы нырнуть туда вместе с машиной. Водитель в недоумении взглянул на Афяна.

— Делай, как говорят, — Док еле шевелил побелевшими губами, можно было подумать — отхлебнул молока. И этот человек так напугал меня, когда я только услышал о нем от умирающего капитана Репы? Ну, надо же, ведь сейчас я опасался, что он, того и гляди, надует в штаны…

Едва мы оказались под надежной защитой зарослей, я приказал водителю заглушить мотор и вылезать из кабины. Он, наконец, заподозрил неладное, и не ошибся — я достал пистолет.

— За что, Артур Павлович?! — проблеял водитель, глядя на шефа с ужасом даже большим, чем вызвал пистолет. — Чего я не так сделал? Я ж вам верой и правдой…

Я посоветовал ему заткнуться, а Афяну — избегать каких-либо движений. Вышел к водителю, заставил его повернуться спиной, а затем, въехал пистолетом по темени. Он кувыркнулся носом вперед и остался лежать без звука и движения. Я обернулся к Доку:

— Ты тоже на выход.

— Не надо! — захрипел Афян. Мне довелось выволакивать его из салона за волосы, это оказалось затруднительным, при его-то габаритах. Док упирался, как безумный. Я завалил его на землю и начал бить, ногами, кулаком, пистолетом. Не думаю, что рисковал забить до смерти, доктор был здоровым, как лось, но отделал — на совесть. Прекратил, лишь когда устал. Пока Док, хлюпая носом и поскуливая, пытался подняться, я, отдуваясь, вернулся к водителю, уткнувшемуся носом в траву. Он, конечно, выглядел совсем не таким крепким, как молодой бандит, оглушенный мной в кабинете Афяна, однако я подумал, он тоже выживет. Впрочем, я поймал себя на том, что мне стало в общем-то все равно. Это открытие неприятно поразило меня. Все равно... Как же так? Ведь они были людьми, пускай и далеко не лучшими…

Вооружившись остатками липкой ленты, прихваченными из кабинета, я спеленал водителя по рукам и ногам, оттащил в самую гущу зарослей, вернулся к доктору.

— Не убивай! — взмолился тот, пуская пузыри разбитыми губами.

— Рассказывай, сволочь, — велел я. — Чем дольше не закроешь рта, тем дольше проживешь. Понятная арифметика?

Он энергично закивал.

— Тогда давай, валяй! — Я знал, драгоценное время уходит, чувствовал этот процесс буквально физически, обоих бандитов и медсестру рано или поздно хватятся, а, за ними — и нас, тем не менее, дал ему минут десять. Когда он уже начал говорить, хлопнул себя по лбу, выудил мобильный телефон, ранее принадлежавший Григорию Ханину. Поискал функцию диктофона, не нашел. Сплюнув, вывернул карманы шофера, подумав, что постепенно становлюсь докой по части обысков и мародерства. Завладел новеньким золотистым Nokia, включил. Я понятия не имел, служат ли аудиозаписи доказательствами при рассмотрении уголовных дел в отечественных судах, зато, пока не утратил надежды найти суд, который бы их терпеливо прослушал. Дав Доку выговориться, я показал ему на кабину.

— Остальное доскажешь по пути.

В принципе, он мог и не продолжать. Я и без того узнал гораздо больше, чем хотелось бы. Доктора Афяна прорвало, подозреваю, его словоохотливость на грани словесного поноса, стала порождением панического страха, который я на него нагнал, круто обошедшись сначала с молодым бандитом, а затем и с водителем. Политика Шутки в Сторону дала результаты, как и следовало ожидать. С волками жить, по-волчьи выть, правильно? В общем, Док выложил мне все, как на духу, поведав о душегубском бизнесе капитана Репы, затеянном в смутные постсоветские времена, когда запчасти на иномарки подскочили в цене, в отличие от человеческой жизни, которая и при коммунистах недорого стоила, а с наступлением новых порядков вообще перестала стоить хотя бы что-то. Подверглась гиперинфляции вместе с рублями и совестью. Милиционеры получали жалкие гроши, вот и попутала нелегкая, пояснил доктор. Когда зарплата — пять долларов в месяц, как удержаться от новых заработков, а каким им еще быть в откровенно бандитское время? Словом, если начальство о тебе не думает, пора позаботиться о себе самому, а если само начальство мыслит примерно теми же категориями, то тогда только держись: мафия идет родовыми путями, не нуждаясь ни в каких акушерах, повивальными бабками выступают все. «Танцуют все», распорядился

когда-то давно Юрий Яковлев, играя зловредного управдома Буншу . Под занавес советской эпохи неподалеку от Калиновки развернулась, вероятно, Последняя Стройка Века, с размахом, свойственным только СССР. Всего за четыре года прямо в степи выросли корпуса новой АЭС, даром, что в сейсмоопасной зоне, никого не интересовала подобная чепуха. За Кузницей Света (в которой, по счастью, так и не зазвучали удары урановых молотов), последовал жилой микрорайон со своим детсадом, магазинами, кинотеатром, школой и даже бассейном, в который, правда, не пролилось ни капли воды. За исключением той, что с годами стала просачиваться через прорехи в прохудившейся крыше. И станция, и город оказались мертворожденными, технические специалисты, свезенные со всей страны — никому ненужным балластом, обитателями руин Хиросимы, а то даже и Мохенджо-Даро, уничтоженных без единой бомбы, но почти также быстро, как, если бы над Калиновкой взметнулся кошмарный ядерный гриб. Кто мог, естественно, уехал. Впрочем, количество мест, куда можно было податься, катастрофически сократилось после девяносто первого года. Оставшимся пришлось выживать в квартирах, ставших пещерами неандертальцев с отключением водопровода и света. Каждый делал это, как умел. Бывшие НИРы и ИУРы, переквалифицировались кто во что горазд. Кому повезло, становились таксистами или челноками, впрочем, в Калиновке скоро стало НЕКОГО возить и НЕКОМУ продавать польско-китайско-турецкий ширпотреб, захлестнувший страну, а единственным востребованным товаром (пожалуй, товаром первой необходимости) осталась водка. Когда, в соответствии с духом времени, на рынке появилась более продвинутая конопля и ее всевозможные производные, старая водочная гвардия уже здорово поредела. Что исправно работало в Калиновке, так это кладбище. Михалычу (друзья звали его Михеичем, «друзья называли Орленком, враги называли Орлом», мелькнуло у меня) в грозовые девяностые, когда закалялись и независимость, и сталь, довелось крутиться, как белке в колесе, крышуя поставщиков контрабандной водки и наркотиков. Однако, из алкогольного бизнеса его постепенно выдавили набиравшие соки криминальные кланы, скелеты будущих финансово-промышленных корпораций, спонсоров всех без исключения отечественных политических партий. Что же до рынка наркотиков, то тут крест на начинаниях Михеича поставила новорожденная специализированная контора, одно название которой уже говорило о многом. Управление по борьбе с НЕЗАКОННЫМ ОБОРОТОМ НАРКОТИКОВ, как вам? Ясен пень, раз задекларированная в аббревиатуре цель: противодействие именно незаконному обороту конопли, кокаина и героина, значит, помимо него, должен существовать и законный оборот, который подлежит всяческому поощрению и развитию. До победного конца, пока количество использованных десятикубовых шприцов с кровью, валяющихся повсюду, не превзойдет впечатляющее число пластиковых бутылок из-под пива на каждой лужайке. Михеича вызвали в УБНОН, где провели разъяснительную работу, четко обрисовав, что к чему. Он думал, придется потесниться, его же заставили вовсе отказаться от бизнеса. Столь беспардонно отжатый со стремнины Михеич слегка подогрелся на расхищении и перепродаже оборудования мертвой АЭС, но и там хватало своих, с контрамарками, выдававшимися столичными Главками, входившими во вкус независимости: ура, мы больше не оглядываемся на Москву. Высоко-конкурентная среда, в которой, как в большой семье, кое-чем не щелкают, заставила застрявшего в капитанах Репу открыть три или четыре наливайки (сколько точно, доктор не знал) на черный день, в качестве социальных гарантий на будущее, прибавки к грядущей мизерной пенсии. Точки приносили капитану доход, но и запчастями он по-прежнему не брезговал. Туризм потихоньку возродился, правда, запчасти слегка упали в цене, зато человеческая жизнь по-прежнему гроша ломаного не стоила. Словом, почему бы нет... Глупо не подобрать купюру, валяющуюся прямо на дороге. По мере того, как сложились кое-какие связи и были заработаны кое-какие капиталы, а бывшая житница превратилась в зловонную европейскую клоаку номер один, Михеич расширил рынок запчастей, переориентировавшись с железа на человечину. Чего добру пропадать в земле, раз на него имеются покупатели? Быстро просчитав будущие дивиденды (в средней школе, где он едва осилил восьмилетку, а затем и в Симферопольской школе милиции его частенько дразнили Тугодумом, но смекалка и ум — понятия разные, согласитесь), Михеич вышел на доктора. Тот, как я догадывался, ломался недолго, поскольку, врачуя Калиновскую голытьбу, уже давненько сиживал на голодном пайке. В общем, они нашли друг друга, словно в сентиментальном романе о влюбленных. Унесенные ветром-3…

Хорошему автослесарю не проблема разобрать автомобиль по частям, хорошему хирургу (а доктор Афян считал себя именно таким) не много сложнее расчленить тело, вырезав то, что годится на продажу. В западных клиниках — очереди из ожидающих донорских органов страдальцев, почка, даже по дешевке, как ни крути, много дороже фары от джипа, даже снаряженной неоном. Спрос рождает предложение. Обстановка, опять же, благоприятствовала. Из года в год движение становилось все оживленнее, страну захлестнул западный автомобильный ширпотреб, а ГАИ оказалась на высоте, наладило продажу водительских прав всем, у кого только залежалась пара сотен зеленых, превратив мероприятие в скоростной заводской конвейер. Скоро смертность и травматизм на дорогах приобрели характер национального бедствия, до которого власть имущим не было никакого дела. Вот бизнес доктора Афяна и капитана Репы и заработал, как швейцарские часы. Михалыч доставлял подходящий материал, доктор препарировал трупы, добытые органы поставлялись, главным образом, в заграничные клиники, не брезгавшие контактами с восточно-европейской мафией. Вставить — это все же не вырезать, тут совсем другой уровень требований к профессионализму и оборудованию, с неохотой признал Афян. Я спросил у него, что он собирался вырезать у Ольки, не зная, зачем мне это понадобилось. Пока он рассказывал, я все больше чувствовал себя в кошмарном сне, начавшимся двое суток назад, когда машина Игоря окончательно вышла из строя. Причем, похоже, всевозможные древние боги и демоны, бездонные шахты и пирамиды, погребенные под толщей горных пород, по ходу дела оказались невинными цветочками, тоже мне, нашел, чего бояться. Кошмар видоизменился, став реалистичнее, и затянулся настолько, что теперь до меня начало доходить — это я раньше благодушно спал, пока меня не разбудили, чтобы я угодил в другую реальность, настоящую, а не то говно, что с утра до ночи крутят по телевизору.

— Нет, я не хотел ничего резать! — запаниковал Афян, в то время как я боролся с искушением задавить его голыми руками. Прервать этот кровавый путь, даром, что он не сам поставил себя на рельсы, ведущие в ад, а это просто обстоятельства так сложились.

— Тогда зачем ты ее купил? — поинтересовался я, уже не пугаясь абсурдности этой фразы, будто мы перенеслись на константинопольский, простите, стамбульский невольничий рынок образца середины четырнадцатого столетия, он стал самодовольным, откормившим нехилую ряшку купцом в феске и дорогом халате, а я — его коллегой из христианской Венеции. Из той самой Европы, куда, очертя голову, так рвется наш не совсем вменяемый президент.