Предателей казнят без приговора (Сборник)
Шрифт:
– Частично сухим? – уточнил Леонтьев.
– Это уж как у вас получится.
Продолжить я не успел, так как у генерала в кармане зазвонил мобильный телефон.
– Я занят, – чуть ли не прорычал в него Леонтьев. Но через секунду сменил тон: – Да, Филипп Семенович, – проговорил он уже другим голосом. – Что, прямо сейчас? А что случилось?!
Филиппом Семеновичем зовут Глушкова-старшего. Это я хорошо запомнил. И сейчас этот Филипп Семенович явно настаивает на немедленной встрече. Что это? Простое совпадение? Узнать
– Хорошо, но только через два часа, – проговорил Леонтьев и отключил телефон.
– Что-то произошло? – невозмутимо поинтересовался я.
– Ничего. Говори свой ультиматум, только покороче.
– Конечно, конечно, – закивал я. – Вам ведь нужно подготовиться к встрече с господами Глушковыми. Они ведь могут заявиться и раньше.
– Это не твоя забота! – рявкнул генерал.
– Ну, слушайте. Ваша смерть ни Никанорову, ни мне не нужна. Если бы, генерал, я поставил задачу вас грохнуть, я бы грохнул, будьте уверены. Но я не бандит и не киллер. Вы должны отвечать по закону. Закону нашего государства. Скорее всего, вы получите пожизненное. Если не отменят мораторий на смертную казнь.
– Это ты называешь «сухим из воды»? – неожиданно флегматично отозвался генерал. – Сейчас я вызову санитаров, и ты, Валентин, немного отдохнешь в спецпсихбольнице закрытого типа, – усталым голосом проговорил Леонтьев. – Возможно, что и пожизненно отдыхать там будешь.
– Нет, генерал. Чем быстрее ты напишешь чистосердечное, тем лучше, – я неожиданно для самого себя перешел с Леонтьевым на «ты». – Не надо даром терять время. Или наше кино тебя не убедило?
– Да так себе ваше кино…
– На «Оскар» не претендуем, – развел руками я.
– Это не только мне приговор, это тебе, Вечер, и твоей банде приговор. В первую, запомни, в самую первую очередь.
– Ты ведь нас уже один раз приговорил. Только вот с палачами осечка вышла, – кивнул я в сторону телеэкрана. – А насчет банды не надо! Уголовник ты и твои подельники! Да я тебя прямо сейчас пристрелить могу. Или взять в заложники!
Моя рука при этом уже лежала на «стечкине», удобно укрытом в потайной кобуре.
– Стало быть, как волка обложили. Недооценил я тебя… Или переоценил?
Леонтьев старался сохранить хладнокровие, но с каждым мгновением ему это удавалось все труднее и труднее. В самом деле – в моих руках оружие, в его телевизоре очень интересное кино.
– У тебя и у Глушковых будет возможность бежать! – тут же сообщил я. – До того, как Генеральный прокурор подпишет санкцию на ваш арест.
– За что такая милость?
– Не люблю загонять людей в угол. А потом… У каждого своя работа. Я свою сделал. Теперь очередь Генпрокуратуры, ФСБ и Интерпола. Пусть поработают, экстрадируют тебя, потом судят. Я – десантник, а не прокурор.
– Покойник ты, Вечер.
Произнес он это неожиданно твердым голосом,
– Только после тебя, – ответил я, окончательно дав понять, что смогу выстрелить и через одежду. – А теперь самый разумный совет. Ты принимаешь решение после разговора с Глушковыми. Ты ведь явно нервничаешь, чувствуешь, что их визит не случаен.
– А ты?
– Я тоже это чувствую, но к их визиту непричастен. По-моему, они явятся несколько раньше, чем обещали. То есть с минуты на минуту.
Некоторое время мы оба молчали. Леонтьев пытался осмыслить весь информационный поток, что вылился на него за последние полчаса. В самом деле – с одной стороны, он обложен и прекрасно понимает, что это серьезно. Никаноров, я, Степаныч и остальные хватку не ослабят, у генерала в этом сомнений нет. Именно поэтому он и мечтал уничтожить нас всех руками друг друга. Сейчас же у гэрэушника появился шанс сбежать со своими капиталами в какой-нибудь укромный уголок планеты. Искать его будет Интерпол, разведка, но не спецназ ВДВ. Откажется от моего предложения – загремит под следствие, и это как минимум. Чтобы окончательно убедить Леонтьева в неизбежности такого финала, я достал из своего рюкзака небольшой прибор с кнопками, маленькой антенной и совсем крохотным монитором. И подключил его к леонтьевскому телевизору.
– Поговорите со старинным приятелем, – набрав на приборе несколько цифр, я протянул переговорное устройство генералу. Сам не заметил при этом, как снова обратился к Леонтьеву на «вы». Чертова субординационная привычка.
А на экране телевизора через пару секунд возник полковник «Вымпела» Андриан Куприянович Никаноров.
– Привет, – как ни в чем не бывало произнес Никаноров. – Что скажешь, Николай Борисович?
Леонтьев говорить не торопился, смотрел то на экран, то на меня.
– Как видишь, мы даем тебе шанс, – продолжил Никаноров. – Но с твоей преступной деятельностью будет покончено, и ты навсегда покинешь нашу страну.
– Подумать надо, Андриан, – проговорил наконец Леонтьев. – Двое суток!
– Нет, – категорически отозвался Никаноров. – Два часа, не более.
Я между тем соображал, сообщать полковнику о визите Глушковых или нет. Ведь этот визит, скорее всего, случаен, а Леонтьев не такой дурак, чтобы ставить обо всем в известность тех, кого собирается сдать.
– Через два часа переговорим, – принял наконец решение Леонтьев.
– Андриан Куприянович, что с Кравцовым? – задал я вопрос.
– Млынский с ребятами его ищут, – ответил Никаноров.
Если Млынский, то более вопросов не имею. Серега достанет Упыря из-под земли.
– Желаю приятно провести эти два часа, – сказал на прощание Никаноров, и экран погас.
– Стало быть, упустили Кравцова? – усмехнулся, точно ощерился, Леонтьев.
– Временные трудности, генерал, – ответил я.