Предназначение
Шрифт:
– Пора спать, Ладушка. Такой тебя люди не узнают.
Покачал головой и вскинул ее на руки.
– Я не могу сегодня, Радо. – Прошептала она, пряча от него лицо. – Стыдно мне. Матушки нет, а я плоть тешить…
И всхлипнула.
– Ты только не сердись на меня, Радо.
– Ладушка, да разве я тебя затем на руки взял?
Долго возилась и ворочалась, так, чтобы не волновать лишний раз его горячее тело неосторожным прикосновением. Но как бы не укладывалась, оно все равно было всюду. Или она оказывалась так, где ее и быть бы не должно. И руки сами
– Спи, Лада, спи… Рано подниму. Подгадать надо так, чтобы в воротах народа было как можно больше.
– Я сплю, Радо. – Послушно соглашалась она.
И заползала под его ладони нестерпимо греховными местами. И снова возилась и ворочалась, попрекая себя бесстыдством. А ну, как матушка ее видит?
– Не надо нам идти в город, Радо. – Снова жарко, так, что сердце заколотилось в груди неистово и часто. – Убьют нас там!
– Спи, Ладушка. Не убьют. Я видел.
– А вдруг ты чего то не разглядел и убьют? – Всхлипнула с надрывом и принялась сдирать с себя одежду. И я тебя больше не увижу. Не обниму, не поцелую. И не увижу никогда, и рук этих сильных никогда не почувствую своим телом. Матушка родная, прости ради всех богов свою бесстыдную дочь! Он, Радогор, последнее, что осталось у нее в этой жизни.
– Ладушка!
– Молчи, молчи, Радо! – Ладошкой закрыла ему рот. – Я сама за все отвечу. И не говори, чтобы не слышал ни кто. Пусть на мне одной будет этот грех. А тебя даже не коснется. Радо мой, Радо!
Так и уснула, повторяя припухшими губами его имя.
А он еще долго не мог уснуть. Лежал, подперев голову ладонью. И не сводил глаз с ее испуганного лица, поглаживая ее своей ладонь, как малое дитя и словно стараясь укрыть от всех, свалившихся на нее, бед. А она всхлипывала, терла кулачками глаза. Вытирая даже во сне бегущие слезы и жалась к нему в испуге, а он еще крепче сжимал ее в своих руках.
Проснулась сама, на рассвете. С подпухшими от слез глазами, но спокойная и уверенная в себе.
– Ты, как всегда прав, Радо. Горе уходит, остается печаль. – Проговорила она, глядя в сторону, натягивая на себя свою нелепую одежду. – Но с этим можно жить. А, кроме того, у меня есть ты. А это много больше того, что бы меня ждало в княжеском тереме. Нам не следует бежать. Я хочу посмотреть в лицо убийцам моих родителей.
Глава 14
Едва отворились городские ворота и место у них заняла дневная стража, как к надворотной башне подлетел огромный, в руку высотой аспидно - черный, ворон. Покружил недолго и гордо заявил о своем появлении.
– Крак – к!
И почти одновременно с этим из леса на дорогу к городу вышел молодой и, не по возрасту крепкий, парень, одетый в кожаный, порезанный на ленты, подкольчужник. Подкольчужник туго перепоясывал широкий, двойной кожи, поясной ремень с боевым ножом. И с луком в левой руке. За плечом у парня не по здешнему торчала рукоять меча с рукоятью в виде головы диковинного зверя, в глазах которого сверкали два огромных самоцвета. Еще один
Рядом с парнем, косолапя и загребая дорожную пыль передними лапами, важно, храня величавое достоинство вышагивал молодой, полный сил, бэр. Бурая шерсть его лоснилась и сверкала в лучах утреннего солнца от сытости и избытка сил.
На спине бэра, перекинув ноги на одну сторону, лицом к парню сидела девушка с горделиво вздернутым подбородком. Правда, если бы не длинные, распущенные по плечам, волосы, определить, что это девушка было бы невозможно, поскольку весь ее наряд состоял из мужской изорванной рубахи и таких же изорванных портов. К тому же девушка была босой.
Не спеша приблизились к воротам и девушка подняла на стражников синие, небесной чистоты, глаза.
– Или не признали, вои? – Тихо, но властно спросила она. А бэр, на спине которого она сидела рассерженно заворчал. Вытянул морду вперед и царапнул землю когтистой лапой.
Народ, что был в это время перед воротами и за ними, замер. А потом над головой прошелестел чей – то испуганный женский возглас.
– Княжна! Владислава!
– Живая!
Один из стражников незаметно попятился, смешался с толпой и исчез в улице.
Влада скатилась со спины бэра, встала, опираясь на его спину и с достоинством поклонилась.
– Мир вам, люди добрые! Живая я, живая. Запродал меня воевода Свищ в неволю северным ярлам, когда батюшку моего вашего князя убили. Да нашли люди, вызволили меня. Вот я и иду много дней в отчину босая и в тряпье с чужого плеча.
Скосила глаза на Радогора, де, так ли я говорю. И закончила.
– А это спаситель мой, последний из воинов рода Бэра. Радогор имя этого витязя. И бэр, который нес меня на своей спине всю дорогу чуть живую.
Не говорить же людям, что не на бэрьей спине, на руках этого самого витязя ехала.
Ворон с кровли вновь подал голос. Радогор поднял на него взгляд и кивнул головой. Толпа ахнула, сжалась и медленно, с неохотой расступилась. Сквозь толпу широким шагом к ним шел богато одетый воин, с мечом на поясе, щедро украшенным золотом и самоцветными каменьями. Был он не старше, а может и моложе Смура, дороден и осанист. Лицо украшала густая, ухоженная борода. И можно было бы его назвать привлекательным, но все портил острый и длинный, напоминающий крысиный, нос и крохотные бегающие глазки.
– Свищ. – Тихо шепнула Радогору княжна.
– Вижу. Догадался. Свищ, он и есть свищ, как бы не обрядился. – Спокойно, не сдерживая голоса, ответил Радогор, глядя на приближающего воеводу льдистыми серыми глазами.
– Не слушайте ее люди! Самозванка она. Княжна Владислава в воде утонула, когда с лодии прыгнула, чтобы от того ярла убежать. – Шепелявя закричал он в толпу. – Княжна пригожа и осаниста. А эта? Девка непотребная и власы, как у ведьмы…
– Здравствуй, братец Свищ. – лучезарно, с трудом сдерживая ярость, улыбнулась она. – Али не рад ты мне?