Предназначение
Шрифт:
– Так и пусть таскали бы. Так они же еще и других грязью вывозят. – Ответила она, растерянно глядя на него.
– Пугни их, Радо. Порычи бэром.
Радогор развеселился еще больше. И сдержанный бэрий рык с грохотом пронесся над столами. И сразу же с улицы отозвалась бэриха. А Ягодка по свойски сунул голову в трапезную и скалил зубы, с надеждой поглядывая на Радогора, словно спрашивая у него. с кого начинать. Гости притихли, а иные успели и протрезветь.
– Отвечу тебе, воевода Клык, хотя и не должна я перед тобой ответ держать. Я княжна
Едва речь ее оборвалась, как снова над столами взорвались в крике десятки хмельных голосов. И уж совсем было уж за бороды взялись, но перебил их куражистый голос воеводы.
– И не дело девке в мужское платье рядиться и свои срамные места на люди нести, дурным мясом трясти. – Закусил удила воевода, себя не помнит от злобы.
Радогор вспыхнул и придавил его холодным взглядом.
– Она тебе госпожа, не девка, воевода!
Другой бы сразу присмирел, видя, как привстал Радогор со своего кресла. Но тут вожжа под хвост попала, где уж остановиться.
Опрокинул полный ковш вина на лоб, и в крик.
– Нет у меня господ ныне. Был один и того не стало. А Свищ, он и есть Свищ. Ее же и знать, не знаю. Воевода я, и дружина подо мной ходит. А захочу, так хоть сейчас себя князем объявлю. И никто мне не указ! – Распалился так, что с лавки соскочил и слюной брызжет.
– Пей вино, старый дурень, да, смотри, не подавись!
Сосед Клыка за рукав дернул, пытаясь усадить его на место. Но Клык, отбиваясь от руки, продолжал куражиться.
– Слова не скажут. Вот они все где у меня!
И лапу, поросшую черным волосом, в кулак сжал.
Радогор недобро усмехнулся.
– Подавиться? А почему бы и нет? Не я сказал… Пусть подавится. А то слюной всех окатил.
Разжался до бела сжатый, от сдерживаемой ярости, кулак и словно горсть песка полетела в разверстый рот Клыка. Поперхнулся, закашлялся, задыхаясь и выворачивая белки глаз, и замахал руками, борясь с удушьем. Соседи принялись по спине его охаживать крепкими ладонями, стараясь отхлопать Не помогло. Схватился за горло обоими руками, синея, и повалился с лавки на пол. Ноги заколотили по полу.
Раз… другой! И затих.
В трапезной установилась пугающая тишина.
– Подавился!
Разорвал тишину спокойный голос Радогора.
Встал, и подавая руку Владе, сказал.
– Пойдем, княжна. Не следует твоим ушам выслушивать, что пьяные языки плетут. Пусть без тебя празднуют. Им даже веселее будет, когда ты уйдешь. – Повернулся к застолью, окинул каждого льдистым взглядом, и брезгливо, выделяя каждое слово, добавил. – Только
И увлек ее в травчатые двери.
Пьяные голоса до самой ночи разносились по всему терему. Княжна ворочалась без сна. Потом привалилась к его плечу и затихла. Лежала молчаливая, и не привычно тихая и задумчивая.
– Как не злись, а прав, пьяный дурак! – Придя к какому – то решению, наконец, сказала она в темноту. Поднялась на локте и склонилась над его лицом. – Земля без князя – сирота. Всяк ее, сироту, обидеть может. Хворостиной хлестнет и ладонью по затылку щелкнет. Теперь же и воеводы нет. Дружина без головы осталась.
– Клык не голова. – Сонно возразил он, с трудом открывая глаза. – Ты к чему это говоришь, Ладушка?
– А к тому и говорю, Радо. Сядь со мной по правую сторону, князем. Завтра же объявлю. Порубежные земли без князя нельзя держать. Дружина разбежится. Пря начнется. Кто землю от набегов убережет?
Сон слетел с него, как рукой смахнуло. Выпрямился, отстранив ее и с изумлением, заглянул в глаза.
– Не разбежится дружина, Лада. Некуда бежать. – Не сразу нашелся он с ответом. – А вот если князем объявишь, точно дружины не найти. В усобице пропадет. Клык, слов нет, дурак. Но весь на ладони. А кто за ним стоит? Кто его в спину подталкивал и за язык дергал?
– Вот и узнаешь все…
Ее рука медленно скользит по груди, оглаживает крепкий, как каменная плита, живот, зубки покусывают шею.
– Тоскливый ты человек, Радо. – Огорченно вздохнула она. – Я так все хорошо придумала, а ты, как добрая хозяйка, сразу все горшки по полкам в рядочки выстроил. – Князь Радогор! Гордо и грозно. Это тебе не какой – то Клык. Или Свищ.
– А если Ольх? – Улыбнулся Радогор, останавливая ее руку на пол – пути. Удивительным образом у нее получалось все сразу. И княжьи заботы и… все остальные.
– Не мешай мне, Радо. На самом интересном сбил. – Возмутилась она.
– А если Ольх? – Все с той же улыбкой повторил он, выстраивая защиту своей ладонью для ее нетерпеливой руки.
Задумалась, наморщив лоб. И согласилась.
– Тоже хорошо. Ольх! Только для ночи. И мысли хорошие, светлые… Ольх…
Зубки прикусывают все чаще и чаще. И глаза смотрят бойко И рука гуляет по его телу, дерзко и уверенно сметая его заслоны. И губы смеются.
– Завтра же объявлю князем и никуда ты не убежишь!!
– Тесно мне здесь, Ладушка! – Стараясь не обидеть ее, вздохнул Радогор.
– Тесно? – Удивилась она. – Лавка вон какая широкая, а я вся на твоей руке уместилась.
Грудь щекочет лицо и ее колено забирается по ногам все выше и нежный пушок щекочет бедро. И Радогор чувствует, как рушатся и разлетаются в щепу, в мелкие крошки, его, и без того хиленькая крепостная стена под ее сокрушительным натиском.
А вскоре, напрочь забыв обо всех княжеских заботах, она уже крепко спал, свернувшись клубком под его рукой, мерно посапывая и причмокивая губами.