Председатель Томский
Шрифт:
Протагонистка: Ой, лезет, не брешу, оно самое, лезет. Ему до ваших московских мудрований невдомёк, где ему надо лезть, где нет ему дороги. Ой, не могу! Прёт поспешник.
Антагонист: Так! Давайте подымайте её и тащите, куда хотите, только скорее. Не позволю марать холёную статистику медицинского заведения фактом разрождения в нём нетрудового элемента.
Вопли отдающей человечеству материнский долг Протагонистки, протестующие песнопения Хора, проклятия Корифеюшки, балансирующие на грани суеверия и прямых угроз, сливаются в единую акустическую волну. Мощнопенную, но в брызги разбивающуюся о мол несгибаемой стойкости железных доводов Антагониста,
Deus ex Cartesian dynamo machina сокровенным таинственным образом появляется на сцене действия и приветствует вошедшего зычно своеобычным для мелких божков, но весьма искренним и темпераментным манером.
Архонт Фесмотет: Простите, я, может, невовремя? Хотя разве существует то время, в которое Партия не приходила бы по первому зову нового члена социалистического общества!
Хорег: Так вот оно, сдаётся нам, да всем иным прочим тоже, что сейчас самое время… ну, чтобы, как я вам предлагал… двойная выгонка, шестьдесят градусов, а перца – аж на слезу проймёт! Уместно случаю, раз такое дело: человек объявился, надо ж как-то…
Антагонист: Не погубите, Михаил Павлович! Оплошал. Утратил бдительность. Но срочные меры по исправлению недоразумения уже незамедлительно принимаются, будьте покойны, гражданин Томский.
Архонт Фесмотет: В чём ты оплошал, товарищ? Повинись, не тужись. А особенно – какие у вас тут недоразумения, недочёты, несуразности, несоответствия темпам роста наблюдаются, доложи без утайки и как можно больше. Это нам сейчас очень и очень на руку, борющимся против левацкого курса на ускорение.
Антагонист: И я с этим самым ускорением борюсь, как могу, по мере сил и должности. Вот и этой самой дуре говорю, не смей, говорю, рожать так скоро, не время тут для этого, говорю, и не место.
Архонт Фесмотет: Ты что, наливал ему уже сегодня своей шестидесятиградусной? Что он несёт?!
Хорег: Ни-ни. Как можно! Он у нас после Гражданской всегда такой. Так на кой зря продукт переводить.
Корифеюшка хора: А несёт он, мил человек, – по усам видать, высокого ты полёта птица, – что запрещается всем, кого он в кулаки приписал, обращаться к лекарям и даже с нерождённым дитём к ним соваться.
Хор: Написал, говорит, про то бумажку не кто-нибудь, а сам Н. А. Семашко.
Антагонист: Вот, полюбуйтесь, инструкция, согласно которой я говорю. От линии партии я ни на шох.
Архонт Фесмотет: Да что мне на неё любоваться! Да и на Семашку тоже – зрелище не из приятных. И вас думаю лишить обязанности лицезреть во главе республиканского здравоохранения подобных недомыслов, на искоренение которых и направлено радение нашей здоровой части ЦК в целях обезопасить её от больных членов. Поедем, товарищ Огурцов, время пришло составлять тезисы. Да не отворачивай ты карман, вижу я твою хвалёную.
Архонт Фесмотет и Хорег покидают место недавнего перинатологического баталища.
Корифеюшка хора: Эх, и милые же люди есть у вас в партейных закромах, не то что ты, нетопырь! А товарищ Томский – до чего обходительный, да во всё входчивый, да со всём разборчивый! Такого б назначили нам
Антагонист: Рассиропилась ты, дурня, по-облишному. И вы, подголоски, губёнки поскатывайте. Чует моё сердце красного героя: ещё наперёд комиссара Семашко Томского вашего так откомиссарят, где надо, что не вы одни – вся страна разродится выкидышами. А ну-у-у! Марш из государственного учреждения!
Хор: Свезло же бабе родить при Томском! Успехалось. А нам рожать предстоит по-обломски, раз уехал он. Без него как нам роды вытерпеть? Без него нам увы теперь!
VI
Ранней осенью 1921-го года на границе Туркестана и Китая пограничниками было обнаружено громадное стадо баранов, имевшее нескрываемое желание вторгнуться на советскую территорию и напутственное в этом противозаконном мероприятии своими погонщиками.
Недюжинными усилиями (с привлечением местных племён) попытка была приостановлена. В ситуации пробовали разобраться тут же, но за отсутствием языкового взаимопонимания – малорезультативно.
Начальником заставы младкомом Лацисом уже послано было в Ташкент за переводчиком и инструкциями, как выявился вдруг старший китайский пастух (молодой ещё человек) и заговорил на чистейшем русском. Он и оказался чистейшим русским – сибиряком, выкраденным в детстве хунхузами и проданным в услужение Цинскому скотоводу. Нахождение собеседника в принудительном, почти рабском состоянии вызвало у защитника обездоленных всех стран, каким и должно быть чекисту, искреннее к нему расположение и навязчивую потребность агитировать за свободу и диктатуру пролетариата. С другой стороны, неунывающий, общительный нрав выкрадёныша способствовал становлению сотоварищества с представителем своей недобровольно покинутой Родины. В итоге между советским пограничником и китайским пастухом завязался, языком коммюнике, тёплый доверительный разговор, из которого выяснилось, что нет здесь ни ошибки, ни подвоха, ни злого умысла: доставка скота производится согласно договорённости с «высланным» в Туркестан (хорошо, брошенным в Туркестан) М. П. Томским. (Подтверждающий сделку документ в наличии.) Представителя поставщика, в свою очередь, удивляет отсутствие на месте агентов закупщика.
– И почём дерут с трудового народа за барана ваши узкоглазые баи?
– От семи до десяти рублей золотом столковались.
– И что, переговоры вёл сам Михаил Павлович Томский?
– Да, сам. Я толмачом был, когда господин Ян Сюй разводил вашего Большого человека с усами из Томска.
– Вижу, солидно Янис Сюй его развёл. Здесь голов, небось, на несколько сот тысяч. И куда ж их столько?
– На прокорм Москвы. Чтоб контрреволюция там голодного бунта не учинила.
– А отчего вы их в таком, самом что ни на есть живом виде к нам прёте? Поленились сами зарезать, или китайцы не учёны консервировать продукты?
– Китайцы этому учёны были ещё тогда, когда никаких большевиков даже в планах у бога не существовало. А на том, чтобы резать уже здесь, на советской территории, особо настаивал Большой человек с усами из Томска. Он объяснял так, что у вас с войны скопилось много натуральных садистов, зверей прямо, человеческий облик утративших, и если не подсунуть им под кровожадную руку баранью шею, они почнут людям глотки рвать.
– Ну, это товарищ Томский загнул. Мы этих садистов-белогвардейцев с корнями повыкорчёвывали: расстреливали без устали, топили баржами, сжигали в избах с семьями – навряд их много осталось, но и до тех доберёмся, от нас не укроются, будьте покойны.