Предсказание
Шрифт:
– Итак, мистер Лонгботтом. Вы положили туда сырое яйцо иволги.
– Да, сэр.
– В кипящее зелье?
– уточнил Снэйп, прохаживаясь между рядами.
Невилл понял, что вопрос задан не просто так, и в панике начал смотреть на одноклассников, но подсказать ему никто не решился. Только рука Гермионы неизменно качалась над опущенными головами.
– Я жду ответа.
Невилл побледнел и вцепился в край стола.
– Пожалуйста!
– не выдержала Гермиона, привстав.
– Сядьте, - бросил ей Снэйп и подошёл к парте Невилла.
– Меня поражает, почему вы не слушаете ответов других учеников. Минуту назад я спрашивал мистера Малфоя, при какой температуре сворачивается
– Да, сэр, - чуть слышно прошептал Невилл.
– Между прочим, в последнем тесте вы ответили на этот вопрос верно. Вероятно, списали у мисс Грэнжер, я прав?
– Снэйп взял перо и собрался было занести результаты Невилла на пергамент, но в последнюю секунду передумал и задал ещё один вопрос: - Как вы будете мешать зелье верности, мистер Лонгоботтом? По часовой стрелке или против?
Невилл, которого уже давно не держали ноги, сделал судорожный вздох и прошептал:
– По часовой.
Гарри вытряс из разодранного ежа печень в синеватой переливающейся плёнке и начал соскабливать с рёбер слизь. Голос Снэйпа звучал словно издалека, и гриффиндорец почти не разбирал слов. В этот самый момент мысль, не дававшая Гарри покоя, внезапно подобралась совсем близко, и он застыл на месте, пытаясь не упустить её. Нет уж, сейчас он должен это вспомнить, иначе сойдёт с ума...
– По часовой, мистер Лонгботтом? А почему вы так решили?
Невилл переступил с ноги на ногу.
– Я... Это не правильно, сэр?
– Правильно. Но я хочу быть уверенным, что это ваш ответ, а не подсказка класса. Почему вы стали бы мешать зелье верности по часовой стрелке?
Невилл облизал губы и прошептал:
– Я не знаю, сэр.
– Конечно же, вы знаете!
– неожиданно резко и зло ответил Снэйп.
– Я больше не желаю слышать этих слов! Извольте отвечать.
– Но я не знаю, сэр!
– Хорошо. Какие зелья вы стали бы мешать против часовой стрелки?
– Яды. Все яды, - пробормотал Невилл.
– Яды, - повторил Снэйп.
– Зелье верности - это яд, мистер Лонгботтом?
Невилл замер и покачал головой.
– Не яд. И какой же вы сделаете вывод, исходя из всего вышесказанного?
– Неядовитые зелья мешают только по часовой стрелке, - прошептал Невилл.
– Ну слава создателю! Садитесь.
Невилл почти упал на скамейку, а Снэйп направился в другой конец класса.
Гарри машинально проследил взглядом за учителем, и внезапно понял, что всё стало каким-то другим. Словно... Чёрт возьми, ну сколько можно?... Словно... Да что же это?
«Я люблю его. Просто я его люблю. Вот и всё. Вот и всё...»
Нож выпал из ослабевших пальцев.
– Что с тобой?
– Панси тронула его за рукав.
Гриффиндорец потрясённо посмотрел на неё.
– Ты порезался?
Гарри покачал головой.
«Не может быть... Нет. Ведь это ошибка... Ошибка. Правда же? Ну, пожалуйста... О, пожалуйста. Только не это!»
Снэйп обернулся и посмотрел на него. И Гарри понял, что не ошибся.
~* ~
Большая часть учеников уехала вчера, а завтра утром Хогвартс-экспресс должен был увезти оставшихся. Из-за этого дурацкого ремонта всем пришлось в обязательном порядке отправляться по домам, и последние два дня в школе царил настоящий хаос. Даже во время войны такого не было. По крайней мере, Гарри ничего подобного не помнил. Несмотря на то, что на каникулы в замке никого не оставалось, его всё равно празднично украсили. Хотя никакого праздника не ощущалось. Может быть оттого, что Гарри уже вырос из этого. А может быть оттого,
Последние несколько дней гриффиндорцу пришлось ежеминутно находиться у всех на глазах - в Хогвартс приехала комиссия из Министерства, и Гарри, по настоятельной просьбе Снэйпа и профессора МакГонагалл, старательно делал вид, что весел, бодр и вполне нормален. На весь этот фарс ушло столько сил и нервов, что теперь, когда чиновники признали его вменяемым и не опасным и наконец-то убрались, Гарри хотелось одного: побыть в полном одиночестве. Если ни с кем не разговаривать, становилось легче. Не надо было делать вид, что всё в порядке, и притворяться здоровым, скрывая своё безумие.
Конец декабря был сырым, на улице постоянно царил полумрак - можно было даже днём ходить в простых очках, столь тусклый свет никак не мог повредить его глазам. Гарри бродил вокруг замёрзшего озера, проваливаясь в рыхлый снег, и старался заставить себя думать о помолвке Рона и Гермионы, объявленной вчера вечером. Только эта мысль почему-то не вызывала никаких чувств. Вообще. Должна была вызывать, но не вызывала. И Рон, и Гермиона сейчас казались ему не настоящими. Живыми картинками из иллюстрированного волшебного романа. Прошлое. В прошлом любви не было. Так, детские увлечения. Как он вообще мог думать когда-то, что любил Гермиону? Это же смешно. И так по-детски глупо... Боже мой, до чего глупо! И что ему теперь делать? Как жить, нося в себе это безумие? Понимать, что всё безнадёжно, бесполезно и никогда, НИКОГДА ни к чему не приведет.
«Господи. Пусть кончится. Пусть. Я не вынесу вот ТАК».
Гарри прислонился к стволу дерева и закрыл глаза.
«Как это могло случиться? Ведь это произошло не сегодня и не вчера. Это началось давно. А я ничего не видел. Не понимал. Не замечал. Не хотел замечать. Если бы можно было вернуть время вспять, остановить этого палача, эту проклятую судьбу, исправить что-то там, в прошлом... Успеть оттолкнуть Драко, когда Люциус направил на него волшебную палочку... Почему кто-то наверху решил, что мне мало всего пережитого? Оставьте меня в покое! Забудьте обо мне. ЗАБУДЬТЕ! И дайте лелеять мою боль. Мою любовь. Северус. ЧЁРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ!»
Гарри снял очки и прижался лбом к корявому узловатому стволу. Оледеневшая кора приятно холодила горящее как в лихорадке лицо. Непонятно, от чего ему было жарко. Может быть, он просто заболел? Наверное. Да...
«Я не хочу... Я не хочу. Я не выдержу. Это слишком. Не заставляйте меня. Отпустите. Ну пожалуйста. Пожалуйста».
Гарри сам не знал, кому возносит свои мольбы. Каким богам? Каким стихиям? У кого просить помощи? Ведь это бессмысленно. В таком деле помощи ждать не приходится. Это должно отболеть и пройти само. Само. Но когда? Это может продолжаться и продолжаться. Длиться месяцами. А ведь ещё несколько таких недель, и он сойдёт с ума! Потому что такое терпеть невозможно.