Предсказатель
Шрифт:
Не дожидаясь ответа, она расставив шашки с ловкостью фокусника. Себе взяла. Мои, стало быть, чёрные.
— Играл когда-то, — ответил я, сдерживая зевок. Ветер завывал в печной трубе, вторя ее вопросу. Глаза дамы сверкнули, будто она уловила слабину в моем тоне.
— Что такое треугольник Петрова? — спросила она, экзаменуя новобранца.
— Приём поймать дамку противника тремя своими, — буркнул я, вспоминая казарменные вечера, где шашки были единственным развлечением между дежурствами. Шашки и водка — тут, шашки и ром — там.
— Допустим, играл, — она кивнула, словно ставя галочку в невидимом протоколе. Её пальцы скользнули
Партия началась стремительно. Шашки стучали, как метроном, отсчитывая секунды до разгрома. Знание треугольника Петрова оказалось бесполезным против ее хитрой, словно лисьи норы, стратегии. К двенадцатому ходу мои чёрные дрожали, как осенние листья на ветру, а её белые готовились праздновать победу.
— Не тороплюсь сдаваться, — процедил я, пытаясь разглядеть в узоре на доске хоть намёк на тактический ход. Вдруг прозвучит команда «В ружье!», и этот позор останется между нами.
— Здесь действительно много волков? — спросил я, чтобы выиграть время. Вопрос повис в воздухе, как дым от козьей ножки. Здесь большей частью курили махорку — заворачивали в бумагу, и курили. Махорка самосадная, не покупная. А бумага — ну, всякая.
Дама прищурилась, будто оценивая, достоин ли я знать ответ. — В Чичиковке нет, — начала она, перекладывая съеденные шашки в жестяную коробку. — Здесь знают, что из волчьей шкуры можно сшить шапку, жилет, а если шкур несколько, то и шубу. А это хорошие для Чичиковки деньги. Волки тоже это знают. — Она усмехнулась, обнажив золотые коронки. — А вот в Чаковском лесу да, водятся. Сколько — да кто ж считает. Дичь есть, есть и волки.
— А охотники? — не унимался я, чувствуя, как под кожей пробегает холодок.
— Наши охотники — сам видишь, с подсевшими батарейками, — она махнула рукой в сторону окна, за которым маячили покосившиеся избы. — А приезжие… — тут её глаза загорелись, она увидела нового слушателя, которого ждала долго, очень долго. — Тут же три раза история с охотниками случалась. В седьмом, восьмом и пятнадцатом годах.
Она наклонилась ближе, и тень сделала её лицо похожим на маску трагедии.
— В седьмом на день милиции дюжина охотничков из области приехала, большие чины. На кабанов, в ноябре кабаны жирные, отъевшиеся. Приехали — а в область не вернулись, — ноготь с облупившимся лаком постучал по столу, будто отбивая ритм роковой развязки. — Районная милиция, ну, полиция теперь, выехала на место. Две палатки целехоньки, ружья тож, пара автоматов, пистолеты, ящик водки — всё цело. Другой ящик водки, правда, располовиненый, но это нормально, нет? И машины на месте. А охотников нет. Так и не нашли.
— Куда ж они делись? — спросил я, хотя уже догадывался, что ответ будет круче зимнего тумана.
— Меня не спрашивай, я не ясновидящая, — она откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. — Вон Афанасий считает, что их забрал Большой Кабан. Говорит, видел в ту ночь тень с клыками, что луну закрыла. — Её смешок прозвучал сухо, как шелест опавших листьев. — А внук Саввишны, он в газете работает, думает, что они кому-то не тому дорогу перешли. В полиции ведь деньги у начальства большие бывают…
Она достала из кармана серебряный портсигар, раскрыла. Внутри — папиросы. Деревенский шик, признак зажиточности. Закурила выпустила дым кольцами, словно рисуя нимб над этой историей. — Вон, у одного полковника десять миллиардов заначку нашли, у другого пятнадцать. Это в Москве, мы, конечно,
Она замолчала, давая мне представить красноречивые детали: перешептывания в магазине, кресты на дверях домов, старух, шепчущих заговоры у колодца.…
— Но люди всегда болтают, — закончила она, гася о пепельницу окурок. — А ты, капитан, в Чаковский лес не собираешься?
Вопрос повис в воздухе, как вызов. За окном завыл ветер, и где-то вдали, за лесом, будто ответила ему тварь с клыками, что луну закрыла.
— На следующий год теперь уже из района на то место поехали. Опять в день милиции. Не своей, говорят, волей. Приказ получили с самого верха. Водки с собой не брали, ну, может, самую малость. Трезвым страшнее, а страх обостряет нюх. Зато все с автоматами. И собаки. Не охотничьи, а служебные. Исчезли. Все.
— А сколько их было? — спросил я, и голос мой затерялся в дымке печки, трещавшей в углу избы.
— Шестеро. Не полкаши, как в прошлый раз, нет. Лейтенанты. И один капитан. Конечно, охотники с них никакие. Но собаки… — Она прищурилась, будто вспоминая тот вой, что не принадлежал ни волкам, ни людям. — Собаки пропали первыми. Слушали тишину, потом завыли дружно, и в чащу. Будто звали их колоколами из подземелья. Капитан тот записал это, вернее, надиктовал на телефон. Связи-то нет. Телефоны нашли — камеры включены, экраны целы. Говорят, видео было. Короткое. Там, где лес съедал свет фонарей, что-то двигалось. Не ветви. Не звери. Что-то, что не оставило следов, кроме ряби, будто сама тьма просочилась в матрицу. Кому надо — видели. Остальным — сказки на ночь. С тех пор в Чаковский лес не ходят. Разве что дураки или те, кому нечего терять. А в пятнадцатом… — Она закурила вторую папиросу, что, похоже, было уже роскошью. В комнате стемнело, горела лишь керосиновая лампа, и спичка вспыхнула, осветив морщины, глубокие, как трещины в граните. — Из Москвы приехали. Киношники. Пять душ. Умоляли показать, где «настоящая тьма». Ночные съемки, говорят, сердце истории. Взяли с собой фонари мощнее прожекторов, камеры с инфракрасными глазами. Исчезли. Даже вещи. Будто их стерли из реальности.
— А местные? — спросил я.
— Местные умнее. Если и ходят, то лишь вдоль опушки, как по краю пропасти. А зверьё… — Она усмехнулась, выпуская дым кольцами. — Волки теперь размером с телят. Зайцы глаз не прячут. Природа, знаешь ли, не терпит пустоты. Особенно тут.
— Э… А где они охотились?
— Верст сорок отсюда, Чаковский лес большой. А если с Хороницким считать, они ж перешейком соединяются, так и просто огромный. Но малоценный, китайцам неинтересный. Покамест. Они сейчас Дальний Восток осваивают.
— А местные промышленники?
— Ну, я ж говорю, малоценный. Не купят за границей, с лесом ведь работать нужно, а тут больных деревьев много, и вообще… Или просто цену ждут. Мы ж тут мало знаем. Ты вот газет из района привёз?
— А вот и привез, — я вытащил из походной сумки сложенные газеты, числом восемнадцать, не по названиям, по названиям всего четыре. В штуках. — Ежели интересно, читайте!
— Народ, — громко сказала дама, — Капитан Погоды газеты привез!
Народ засуетился, каждый деликатно взял по одной, договариваясь назавтра обменяться.