Прекрасная Габриэль
Шрифт:
— Полно, племянник, полно, — сказал монах, — не упрямьтесь, господин капитан прав. Военный человек повинуется требованиям, которых такие студенты, как вы, и такие монахи, как я, не понимают.
— Прекрасно, — сказал Кастиль, — я жду вас внизу через полчаса.
Он вышел после этих слов. Молодой человек обратился к монаху с очевидным нетерпением:
— Право, брат Робер, я удивляюсь вашему хладнокровию. Как, вы видите, что я умираю от скуки в монастыре после отъезда Понти и урока, который вы мне дали насчет мадам Габриэль;
— Любезный мосье Эсперанс, — сказал монах, — я не могу повелевать стихиями. Преподобный приор дал мне поручение в Париж к герцогине Монпансье; я видел, что вы чахнете от скуки. Я видел также, что вы от безделья занимаетесь женою ближнего.
— От безделья! — прошептал Эсперанс с глубокой меланхолией.
— Ближнего, — продолжал женевьевец, приметив, как изменились черты Эсперанса при одном воспоминании о Габриэль. — Этот ближний — один из друзей нашего монастыря.
— Подлый негодяй, который прячется, пока у него отнимают его жену.
— Это вас не касается, — сказал женевьевец.
— Но меня касается глупость этого олуха, который хвастался передо мною, что перерезал веревку, на которой Понти повесил убийцу. Зачем вмешался этот трус не в свое дело и не оставил висеть то, что было повешено?
— Послушайте, тело, висевшее поперек его решетки, портило ему вид.
— А между тем вот ожил разбойник, злодей, который меня убьет, если я его не опережу! О, ваш ближний, как вы говорите, сделал прекрасивое дело!
— Он испортил совсем новую веревку, — сказал монах, — но это не причина, чтобы вы отняли у него его жену. Эти вещи делаются в свете, но не в монастырях. Итак, я вас увел.
— Чтобы видеть кавалера де Крильона.
— Имейте терпение.
— Вы ходили к герцогине Монпансье, которую не застали. Я полагаю, вы не там надеялись встретить кавалера де Крильона?
— Разве знаешь, где находятся люди? Но вот кто-то въехал за Новые ворота.
Инвалид наклонился с балкона.
— Граф де Бриссак, — сказал он.
— Надо сойти, — продолжал монах, — если вы не увидите кавалера де Крильона, то вы увидите графа де Бриссака. Это также воин.
— Если бы граф де Бриссак захотел, — сказал инвалид, вздыхая, — он позволил бы мне продажу на нынешнюю ночь.
— Разве ты не видишь, кум, — продолжал монах, — что этот испанец боится, чтобы его солдаты не заснули от твоего напитка?
Эти слова заставили задуматься Эсперанса, которого, впрочем, многое заставляло считать себя в исключительных обстоятельствах. На лестнице, которая скрипела под их ногами, монах наклонился к молодому человеку и шепнул ему на ухо:
— Будьте внимательны с испанцами; надо быть осторожным. Смотрите, слушайте, и чтобы ни один мускул в вашем лице
Эсперанс сделал движение, как бы спрашивая причину этого совета.
— Испанцы недоверчивы, — отвечал женевьевец, приложив палец к губам.
«Стало быть, внизу больше возможности на развлечение, чем наверху», — подумал Эсперанс.
Оба вошли в караульню, где их присутствие не произвело никакого впечатления. Все присутствующие занялись исключительно парижским губернатором, который, возвращаясь, приказал отворить для себя ворота и которого караульные, забрызганные грязью, промокшие, проводили опять к воротам, не имея случая убить его, как получили приказание.
— Ну, капитан, — сказал Бриссак, подходя к дону Хозе с тем веселым видом, который не оставлял его никогда, — славную прогулку сделали вы; спросите ваших друзей, которые провожали меня. Не правда ли, господа, что вы довольно нагулялись? Вы свободны; поезжайте сказать герцогу Фериа, что вы видели.
Ворчание за дверью караульни отвечало на эти слова, и восемь испанцев не заставили повторить себе этого приказания, они исчезли.
— Мы сделали, по крайней мере, восемь лье, — продолжал Бриссак, — не встретив ни одного из этих всадников роялистских, которые, по словам герцога, наводнили окрестности.
— А! — сказал Кастиль.
— Погода слишком дурна для роялистов, дождь, ветер, грязь — это хорошо для храбрых испанцев. А я просто выбился из сил, еду спать и советую вам, сеньор Кастиль, и вашим солдатам сделать то же самое.
— Господа милиционеры уже храпят, — сказал испанец с надменным видом, — послушайте-ка.
В самом деле, на скамьях и на столе виднелось двенадцать милиционеров, погруженных в шумный сон. Женевьевец считал испанцев во время этой сцены. Он подошел к Бриссаку и Кастилю.
— Как! — сказал он. — Вы даже не встретили большого конвоя, который проезжал через Рюель в эту ночь?
— Какого конвоя? — спросил Бриссак, обернувшись, чтобы рассмотреть странную фигуру, вмешавшуюся в разговор.
— Я думал, что вы захватите эту добычу, — продолжал женевьевец. — Я сейчас говорил моему племяннику, когда привратник назвал вас: «Графу де Бриссаку посчастливилось, говорю я, это верно его герцогиня послала захватить денежный конвой Беарнца».
— Денежный конвой? — закричали Бриссак и Кастиль. Женевьевец приблизился и как бы нечаянно дотронулся до руки губернатора.
— Шестнадцать тысяч ливров, — сказал он, — новенькими экю.
— Черт побери, славная сумма! — вскричал Бриссак с алчным взглядом, неприметно толкнув ногой сандалии монаха. — Но ведь этот конвой — выдумки, как и кавалерия.
— Вы почему же это знаете? — спросил дон Хозе женевьевца.
— Мой монастырь в Безоне возле Рюеля, где должен проходить конвой. Он должен пройти, потому что сегодня утром приготовляли на смену лошадей для четырех повозок и даже у нас взяли лошадей.