Прекрасная Габриэль
Шрифт:
Глава 17
КАКИМ ОБРАЗОМ НА МЕЛЬНИЦЕ ГЕНРИХ ВЗЯЛ ДВОЙНОЙ БАРЫШ
Генрих не был избалован монахами. Во времена смут пена, выходящая на поверхность, составляется из всех порчей, имеющихся на теле общества, больного во всех своих частях. Католическая религия была тогда больна: как армия, как магистратура, как буржуазия и народ. За знаменитыми прелатами, которые с благородной заботливостью рассуждали о серьезных политических вопросах, столь гибельно связанных с вопросами
Поедая вкусное кушанье, приготовленное Грациенной, Генрих хотел продолжать разговор об этом благодетельном монахе, советы которого подстрекали его любопытство, именно по причине их доброжелательства.
— Милая красавица, — сказал он, — я не знаю, ел ли сегодня ваш монах более вкусную рыбу и лучше приправленную, но во всяком случае, если у него повар даже лучше, то общество не лучше. Я исключаю те дни, когда вы исповедуетесь у него.
— Я не исповедуюсь у него, — сказала Габриэль.
— Извините, мне кажется, вы сказали…
— Что дом Модест — мой советник, а не исповедник.
— Это различие…
— Очень важное, потому что приор не может исповедовать, и многие добрые католики жалуются на это.
— Я теперь уж совсем не понимаю, — перебил Генрих, — почему же этот приор не может руководить совестью?
— Потому что у него парализован язык, и, следовательно, он не может говорить.
— Вы мне сейчас говорили, что он вам сказал.
— Он велел мне сказать.
— Через кого?
— Через брата говорящего.
Лицо Генриха снова изобразило удивление.
— Это еще что? — спросил он. — Говорящий брат! Это какая же должность?
— Должность говорящего брата. Приор в параличе и не может говорить, но он думает, он знает, судит, и надо же передавать свои идеи, мнения… Это передает говорящий брат.
— Как это странно! — воскликнул король, отталкивая свою тарелку, такой сильный интерес возбудил в нем этот говорящий брат. — Будьте так добры, объясните мне механизм разговора между приором, говорящим братом и тем, кто пришел советоваться с приором.
— Ничего не может быть проще, государь.
— Стало быть, я глуп и опьянел от ваших прекрасных глаз. Я, право, не понимаю.
— Предположим, что я иду в монастырь советоваться с приором. Знайте прежде всего, что это человек необыкновенный.
— Да… Очень хорошо.
— Да, это был, говорят, отличный оратор, один из тех редких гениев, которые управляют словом,
— С тех пор как онемел?
— С тех пор как согнулся под строгой рукой Господа. Господь послал ему два страшных испытания.
— А второе какое же?
— Страшную толстоту, настоящую болезнь, нечто такое, что сделало бы смешным всякого, кроме этого праведного человека, если бы не уважение, которое ему доставляют его терпение и знаменитая репутация.
— Как, неужто он такой толстый? — удивился Генрих Четвертый, который употреблял все усилия, чтобы сохранить серьезный вид.
— Я не думаю, — прибавила Габриэль, — чтобы достойный приор мог пройти в эту дверь.
— В которую проходят ослы с двумя мешками!.. Черт побери!.. Какая болезнь! — вскричал Генрих. — И вы говорите, что он переносит ее…
— Геройски. Он никогда не жалуется.
— Подумайте, что он нем, а это, не во гнев вам будь сказано, несколько уменьшает его заслуги.
— О! Если бы он жаловался, это можно было бы узнать от брата говорящего.
— Это правда. Ну, продолжайте, сделайте милость. Вы хотели объяснить, как приор сообщает свои мысли переводчику.
— Знаками рук и пальцев. Это условный между ними язык. Часто даже достаточно одного взгляда. У приора глаза еще очень живые. А глаза брата Робера — так зовут брата говорящего — так быстры, как у вольного воробья. Молния не так быстра, как этот размен самых сложных идей между приором и толмачом.
— Неужели?
— Это возбуждает удивление, восторг тех, кто к этому не привык.
— Вы привыкли?
— Конечно, потому что я столько раз советовалась.
— Но вам сначала надо было выучиться. Как к вам пришло желание советоваться с приором?
— Отец мой привел меня к нему, чтобы я послушала хороших советов. Репутация приора предшествовала его приезду в Безон. Он прежде жил в Бургундии, в приорате, отданном ему покойным королем. Там-то с ним и случилось несчастье.
— Паралич или толстота?
— Паралич, но сделайте милость, государь, не смейтесь над бедным приором. Его советы вам самим были бы полезны, несмотря на всех ваших военных и финансовых советников, несмотря на помощь Рони, Морне, Шиверни и других мудрецов.
— Если приор мне посоветует любить вас, как он советовал вам любить меня, я согласен. Но я боюсь, что он станет советовать мне совсем другое.
— О! Во-первых, он предпишет вам повиновение его предписаниям.
— Каким?
— Отречься от заблуждения, признать совершенство католической религии и успокоить всех ваших подданных этим искренним обращением к истинным доктринам.
Мимолетная улыбка появилась на губах короля, который сказал себе, что это уже сделано.