Прекрасная Габриэль
Шрифт:
— Еще громче дело… Поговорим откровенно. Чего вы хотите от меня? Я не могу быть вашей женой, потому что вы уже женаты. Притом я и не требовала бы этого, я не согласилась бы на это, хотя я девушка благородного происхождения, а вы могущественный король.
— Король, но не могущественный.
— Неужели вы думаете, что отец позволит мне обесславить себя…
— Моя милая…
— Захочу ли я этого сама? Вот по какой причине ваше присутствие меня оскорбляет… Но вас это жестокое
— Докажите-ка мне это…
— Это доказать легко. Отец мне поклялся, что, если я вас послушаю или если вы будете меня преследовать, он запрет меня в монастырь или, что еще хуже, отдаст меня замуж.
Король вздрогнул.
— Ну это мы еще посмотрим! — вскричал он.
— Отцу не нужно позволения короля, чтобы выдать замуж дочь. Замужем я погибну и умру с горя.
Генрих стал на колени.
— Не говорите мне эти зловещие слова, моя Габриэль, — сказал он, — вы погибнете, вы умрете!
— По вашей вине.
— Неужели вы считаете меня таким слабым или таким робким, что я не могу, несмотря на отца, несмотря на весь свет, спасти от отчаяния женщину, которую я люблю, и будете ли вы сами так слабы и так жестоки, чтобы отдаться другому, когда вы отвергнете меня, вашего друга и короля? Имейте волю для меня, Габриэль, а я буду иметь силу для нас обоих. Не я вас гублю, но вы сами можете помочь себе, и я вам помогу. Пусть-ка попробуют вас отнять, когда я вас возьму! Видите, Габриэль, вы зависите от себя одной. Вы должны будете приписать себе одной несчастья, которые вы видите в будущем. Если бы вы меня любили, вы имели бы больше мужества.
— О государь! Я еще ничего не сказала. Оскорблять меня и губить — это ничего, но вы меня огорчаете — вот ваше преступление.
— Как же это? Боже мой, когда я дышу только вами и для вас!
— Это очень важно. Вы сейчас просили меня, чтоб я пожертвовала вам моей честью и моей жизнью, может быть, я обязана это сделать для моего короля, но могу ли я пожертвовать вам моей душой и моим вечным спасением?
— Вашим спасением?
— Конечно. Добрая католичка может ли принять ересь?
— С какой стати нам говорить об ереси?
— Это, однако, необходимо. Я имею к вам дружбу, я хочу вашего спасения, тем более что, спасая вас, я спасаю Францию, которую ваша ересь подвергает опасности.
— Вот вы коснулись политики. Ах, Габриэль! Ради бога…
— Ради бога, государь, будем продолжать или прекратим разговор совсем.
Молодая девушка произнесла эти слова твердым голосом, и это тем более было странно, что глаза ее были наполнены слезами. Король, растроганный и удивленный, схватил ее за руку.
— Вы углубляетесь в мысли, которым никогда не следовало
— Не все так думают, государь.
— А! Кто же вам это сказал?
— Один праведный человек…
— Месье д’Эстре?
— Нет, нет. Мой отец жалеет, как все честные люди, но он не обвиняет ваше величество, между тем как…
— Между тем как праведный человек меня обвиняет…
— Кто же это? Ваш духовник?
— Мой советник, превосходный человек.
— В самом деле?
— Один из знаменитейших ораторов последнего времени.
— Я знаю их всех по тем оскорблениям, которыми они меня осыпали. Как его зовут? Кто он?
— Это приор Безонского монастыря св. Женевьевы.
— Которому Дэнис понес рыбу. Как его зовут?
— Дом Модест Горанфло.
— Я его не знаю, — сказал Генрих, перебирая в памяти знакомых священников, — однако это имя не совсем мне незнакомо. Этот дом Модест вас исповедует и сказал вам, что вы губите себя, слушая меня?
— Да.
— Ну раз так, Габриэль, — сказал король с серьезным видом, — я вам должен сделать упрек. Вы мне изменили.
— Как это, государь? — спросила она с испугом.
— Вы мне поклялись не говорить моего имени, не открывать моего присутствия никому на свете, а между тем сказали обо мне монахам, моим смертельным врагам.
— Государь, любезный государь, клянусь вам, я ничего не сказала, я ни в чем вам не изменила, я никогда вас не называла!
— Стало быть, у этого дом Модеста есть шпионы?
— Нет, это достойный человек! Но он очень умен, и ничто от него не ускользнет. Притом он вас не ненавидит.
— О! — сказал король с недоверчивой улыбкой.
— Он мне беспрестанно дает советы, совсем непохожие на те, которые вы ему приписываете.
— Какие же?
— Любите короля, говорит он, любите его, потому что он добр, он родился для счастья Франции.
— В самом деле? Какой добрый монах!
— Но вместо счастья он принесет вам несчастье, прибавляет он, если будет упорствовать в ереси.
— Какой злой!
— О государь! Можно ли назвать злым человека, который хочет спасения вашей души? Стало быть, и я тоже зла?
— Вы, Габриэль, ангел!
— Вот ужин короля! — вскричала Грациенна, с торжеством подавая блюдо, на котором лежал аппетитный угорь.
«Я очень голоден, — подумал король, — но ужин не заставит меня забыть этого странного монаха, который подает такие советы Габриэль».