Прекрасная маленькая принцесса
Шрифт:
Наконец мы подъезжаем к парковке перед рестораном RPM Seafood. Это элитный ресторан к северу от реки Чикаго, рядом с мостом Кларк-стрит. Суета центра города заполняет все мои чувства, когда я принимаю руку парковщика и поднимаюсь из машины.
Затем я присоединяюсь к Петру у входа в машину, где он снова предлагает мне свою руку.
— Добро пожаловать, — приветствует хозяйка, как только мы переступаем порог. — Столик на двоих?
— У нас заказан столик. — Говорит Петр.
И это хорошо. Заведение выглядит переполненным, в зоне ожидания уже собралась немалая толпа. Нас провожают к
Петр заказывает нам бутылку белого вина, от которого у меня нервно подергивается живот, ведь мы оба еще несовершеннолетние, и закуску из икры.
— Ты бывал здесь раньше? — Спрашиваю я, когда мы устраиваемся.
— Нет, но у моей семьи есть связь с владельцем, — просто отвечает он.
Его палец рассеянно обводит основание пустого винного бокала, а затем он берет ножку между пальцами, чтобы покрутить изящную деталь. Я приостанавливаюсь, ожидая, не попытается ли он завязать разговор. Но в очередной раз разочаровываюсь, видя, что это будет еще один вечер мучительно односторонних расспросов. Подавив вздох, я переключаю свое внимание на вид за окном.
По крайней мере, на него приятно смотреть.
Между нами и рекой раскинулся внутренний дворик — популярное место для отдыха клиентов в летнее время. Но с наступлением поздней осени в Чикаго из-за пронизывающих ветров сидеть на улице становится почти невыносимо, особенно ночью.
Тем не менее, это делает мой вид еще лучше.
— Ты закончил с экзаменами? — Осмеливаюсь спросить я, когда приносят вино и наш сервер уходит с нашим заказом.
— Да. — Петр отпивает совиньон блан, и его серые глаза на мгновение изучают меня, их непостижимая оценка нервирует. — А как твои художественные проекты? — Наконец спрашивает он.
В его глазах пляшет неуверенность, и я думаю, не думает ли он о моих рисунках. С тех пор как мы вернулись в Чикаго, я нарисовала еще несколько, хотя он не должен этого знать. Я не показывала ему ни одной из своих новых работ.
— Мне удалось получить приличную оценку за скульптуру дерева, но должна признать, что эта техника не будет моей сильной стороной, — сухо констатирую я. Карандаш или кисть в руках, и я ваша девочка, но лепить из подручных материалов — не мой конек.
Ничего страшного, мне все равно нравится вызов. И даже если конечный продукт меня не впечатлил, мой профессор не выглядит разочарованным.
— Я уверен, что все получилось гораздо лучше, чем ты себе это представляешь. — Говорит он совершенно искренне.
Его уверенность в моих силах вызывает румянец на моих щеках, и на мгновение воздух между нами наполняется свежим потенциалом.
— Спасибо, — пробормотала я, сбитая с толку неожиданным комплиментом.
Петр кивает и возвращает свое внимание к бокалу с вином. Я делаю то же самое, потягивая холодный, освежающий привкус перебродившего винограда.
Когда нам приносят еду, воцаряется тишина, и я нарезаю тунца, а Петр в это время расправляется с королевскими крабовыми ножками на гриле. Каждый кусочек восхитителен, морепродукты такие свежие и ароматные, о каких я только могла мечтать, но я сдерживаю стон
Стоическое молчание Петра не позволяет чувствовать себя комфортно, и мой энтузиазм сходит на нет.
В завершение трапезы мы делим банановый крем с «Наполеоном», который выглядит так же прекрасно, как и на вкус, и облегчение захлестывает меня, когда Петр наконец подписывает чек. После более чем часа вынужденной близости я гужу от напряжения и более чем готова снова встать и двигаться.
— Не хочешь ли немного прогуляться вдоль реки, прежде чем я отвезу тебя домой? — Предлагает Петр, направляя меня к входной двери.
— О, конечно. Звучит неплохо, — соглашаюсь я, и мой пульс без видимой причины учащается.
Ветер стих, последние капли солнечного света исчезают с неба, и мы дышим свежим воздухом, пока он ведет меня через мост на Кларк-стрит к южному берегу реки. Ночь прекрасна, воздух свеж и прохладно касается моей обнаженной кожи, но моя куртка с мягкой подкладкой не дает мне замерзнуть.
Петр засовывает руки в карманы пиджака, и я, вместо того чтобы взять его за локоть, делаю то же самое. Мы идем в дружеском молчании по бетонной дорожке у самой кромки воды. Время от времени я краем глаза поглядываю на своего жениха.
Он опускает голову, слегка нахмурив брови, и во мне разгорается любопытство: о чем, должно быть, он думает? Я просто не могу понять его. Я никогда не встречала человека, способного очаровывать и в то же время такого замкнутого.
Он приостанавливается, когда мы подходим к перилам перед мостом ДюСейбл, и с любопытством смотрит на исторический мост. Его черты лица поражают при таком освещении, а глаза — бледно-серебристые, как луна. Тени подчеркивают его сильную челюсть и едва заметную ямочку на подбородке.
Я не могу оторвать от него глаз, и легкий ветерок перехватывает дыхание, когда я на мгновение оказываюсь в плену его красоты. Сердце щемит от желания почувствовать ту близость с ним, которую я обрела в Нью-Йорке.
Ободренная двумя бокалами вина и подгоняемая своим одиночеством, я подхожу к нему ближе, проскальзывая между его крепкой грудью и перилами речной дорожки. Его серебристый взгляд встречается с моим, выражение его лица удивленное, но Петр не отстраняется.
Я принимаю это за добрый знак и, хотя рискую быть отвергнутой, пользуюсь моментом. Приподнявшись на носочки, я опираюсь на мускулистые плечи Петра и сокращаю расстояние между нами.
Наши губы встречаются во взрыве фейерверка, от которого по моему телу пробегают мурашки. Головокружительное возбуждение нарастает в моей груди, когда руки Петра обвиваются вокруг моей талии, притягивая меня к своему теплому, твердому телу. И он, кажется, поддается, его напряжение ослабевает, когда он изгибается вокруг меня, прижимая мое тело к своему. Из его груди вырывается мучительный стон, и его язык проникает между моих губ в страстном и напористом поцелуе.
Я дрожу от возбуждения, которое теплой волной разливается по моему телу. Я подчиняюсь его объятиям, наслаждаясь тем, как его сильные руки скользят по моей спине. Мои легкие жаждут кислорода, и я задыхаюсь от его губ, не желая разрывать поцелуй, даже несмотря на свою потребность.