Прекрасная маленькая принцесса
Шрифт:
И это все, что требуется, чтобы привести его в чувство?
И в тоже мгновение огонь между нами становится холодным, когда руки Петра переходят на мои плечи, и она грубо отталкивает меня. Гнев вспыхивает на его лице, когда он держит меня на расстоянии вытянутой руки.
— Что, по-твоему, ты делаешь? — Рычит он, его тон обвиняющий.
— Я… я просто… я думала… — Я осекаюсь, так как от неприятия на глаза наворачиваются горячие слезы. Я надеялась, что напряжение между нами больше связано с напавшими на меня мужчинами, и думала, что если покажу, что справляюсь с травмой,
— Не пытайся повторить это дерьмо, — огрызается он, слегка встряхивая меня. — Я вожу тебя на свидания только потому, что этого от меня ждут как от жениха. Так что перестань вести себя как влюбленный щенок. Ты не любишь меня. Мы застряли вместе, но не любим друг друга. Поняла? Хватит искать какого-то дурацкого счастья.
Яростный гнев вспыхивает во мне, когда я оказываюсь лицом к лицу с правдой.
— Это не то, что ты сказал мне в ночь, когда мы занимались сексом, — отвечаю я, и моя боль только подстегивает мою ярость. — Почему ты так настроен против того, чтобы быть со мной? — Я нажимаю, не в силах больше терпеть незнание. Если он хочет ненавидеть меня, то хорошо. Но я заслуживаю знать, почему.
Но Петр не отвечает. Вместо этого он убирает руки с моих плеч и делает шаг назад. Его кулаки сжимаются, а челюсть яростно работает, заставляя сухожилия проступать под его пятичасовой тенью.
— Я думала, что в Нью-Йорке у нас была настоящая связь, — настаиваю я, понижая голос. — Но теперь ты ведешь себя так, будто этого никогда не было. Так в чем же дело? Я заслуживаю объяснений, по крайней мере. Я плохо легла? Ты любишь кого-то другого? Пожалуйста, просто скажи мне.
На лице Петра разгорается война, и в кои-то веки я прекрасно его понимаю. Нерешительность, конфликт, как будто он хочет сказать мне что-то. Его губы раздвигаются, как будто для того, чтобы сделать это. Но затем его челюсть снова захлопывается. Он полностью замолкает, его брови сжимаются в глубокую хмурую гримасу, а выражение лица становится совершенно безэмоциональным.
— Свидание окончено. Я отвезу тебя домой, — категорично заявляет он.
Его сильные пальцы обхватывают мое предплечье, и я не сопротивляюсь, когда он целенаправленно тянет меня назад к своей машине.
25
ПЕТР
Тяжело вздыхая, я смотрю на изображение матери, мелькающее на экране моего телефона. Подавляя растущее негодование, я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить на ее звонок. Затем, прижав телефон к уху, я откидываю голову на подголовник автомобиля.
— Здравствуй, мама. — Говорю я без обиняков.
— Лоренцо все еще не потребовал перенести дату свадьбы, — резко заявляет она, переходя сразу к делу.
— И что?
Прошло уже больше месяца с нашей поездки в Нью-Йорк, и с тех пор отношения между мной и Сильвией только ухудшились, в основном потому,
— Это значит, что ты не выполнил свою работу, — огрызается моя мать. — Мне казалось, я ясно дала понять, что ты должен лишить Сильвию девственности.
— И я это сделал, — рычу я, и мое самообладание берет верх. Мне потребовалось все, что у меня было, чтобы опуститься так низко, а теперь моя мать хочет обвинить меня в том, что я не трахнул Сильвию как следует?
— Да, но Лоренцо, похоже, не понял. Ты должен сделать это очевидным для него. Я хочу, чтобы он потребовал назначить дату свадьбы до конца года, — авторитетно заявляет моя мать.
— Ты что, блядь, издеваешься? Уже октябрь. — Ни одна свадьба не может быть организована так быстро. Не говоря уже о том, какое, блядь, место может быть свободным? От этого воняет отчаянием, которое, не сомневаюсь, почувствовал бы даже дон Лоренцо, узнай он, что я трахал его дочь.
— И? — Спрашивает она. — Если он узнает, что она больше не девственница, Лоренцо не сможет предложить ее в качестве невесты кому-то другому. Ему нужно будет выдать ее замуж поскорее, чтобы получить хоть какую-то выгоду от рождения дочери. И чем быстрее мы закрепим союз, тем быстрее получим доступ к его оружию.
— И что? Ты хочешь, чтобы я просто пошел и сказал дону Лоренцо, что я трахнул его дочь? — Вопрос пронизан сарказмом, потому что это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал. Даже если бы он мне поверил, было бы глупо рассказывать ему об этом сейчас.
— Конечно, нет, — огрызается она. — Он должен знать, что это правда. Так сделай это очевидным. Трахни его дочь в его доме, и пусть он зайдет к вам, мне все равно. Но сделай это.
У меня сводит живот при мысли о том, что Сильвия подвергнется такому унижению.
— Нет. А знаешь, что? К черту это. Я устал делать грязную работу. У нас с Сильвией и так все плохо. Я не собираюсь полностью уничтожать все потенциальные возможности наших отношений, трахая ее на глазах у ее отца. Ты сошла с ума.
— О, повзрослей уже, Петр. Речь идет не о чем-то мелком и несущественном, как зарождающийся роман, который ты надеялся завести со своей будущей женой. Речь идет о выживании нашего клана и нашей семьи. Ты должен начать вести себя как мужчина, которого ждал от тебя отец.
Я зарычал, чертовски уверенный, что это не тот человек, которым, по мнению моего отца, я должен стать.
Моя мать вздыхает, звук трещит по всей линии, и когда она снова заговаривает, ее тон становится более размеренным, рассуждающим.
— Послушай, нам нужно заключить союз с Маркетти. Сейчас. Дела у Живодера идут все хуже, особенно после того, как ты застрелил тех троих. Михаил в ярости, обвиняет нас в убийстве безоружных людей, которых он послал с добрыми намерениями заключить мир. Нам нужна любая поддержка от другой сильной семьи. И Маркетти — именно такая семья.