Прелесть (Повесть о Hовом Человеке)
Шрифт:
– Эмка, цэ така машина була, а твоя газэта не Эмка, а липка, ийи и виддай.
– Очень остроумно, - улыбнулся гость.
– Нет, я честно признался, кто я и что я. И отец обещал дать интервью.
– Ну колы обицяв, обовьязково дасть, вин свое слово трымае, як сыла тяжести отвес. Тилькы, писля того як його у электрычци ломануло, став бильше молытыся, ничь и дэнь молыться и всэ якогось Создателя помьянае. Кажэ "дай Господи Создателю Веры". Там виконцо навэрху, усэ чуты. Хочэшь послухаты? О, як раз пишов поклоны быты.
– Хм, интересно,
– А ты мэни грошив дай, за информацию, як-то ты на служби, а я тоби продаю. Нэначе мы пры дили.
– Я и так на работе, - обидился журналист.
– Тьфу, звыняй, тилькы з грошами выйдэ краще...
– Строитель замялся, подбирая слово, - ...ну миркуй сам, ты ж нэ малэнькый, я продаю ты-купуеш, получается?! як цэ по руськи, оборот, знову ж мэни симью кормыты трэба и тоби... Ну що, по рукам?
– Не знаю, - гость с сомнением посмотрел на протянутую мозолистую руку.
– С другой стороны, народ имеет право знать правду.
– Конечно, мае. Нэ сумливайся, - сжимая руку корреспондента, говорил строитель, - без правды истины нэ бувае, на то вона четвэрта влада.
Ци лиса хоч и колыхаються, та другых, звыняй, нэмае. Грошив, сам знаешь нэ достае, а майстэрство пропылы. Я ось читав и в Москви лиса гэпнулыся, у самом цэнтри, так що звыняй, колы на навэрху нэ дуже прыйемно будэ.
– Да что там леса, - поддержал строителя журналист, - Миры рушатся...
Мужик чуть пододвинул фанеру, на которой стоял полуистершийся знак черная перевернутая рюмочка и надпись "Осторожно, стекло!".
– Шумыть!
– Что шумит?!
– как-то нервно спросил корреспондент.
– Шэпоче, наче, як хуртовына!
– он подморгнул корреспонденту.
– И ось так з утра до ночи. Тильки поснидае, а снидае знаеш як? Трава та картопля. Ни так вин довго нэ протягнэ. О, знову про Создателя начав хвылюватыся. Добрэ, слухай, я пиду, щоб нэ скрыбло.
– Что скребло?
– удивился корреспондент.
– Та, глухий послухав як мы з лисов, грошив дал и кажэ: "На душе как-то скребет, ты ба отошел хоть в сторонку"
Гость с отврашением улыбнулся и замер.Над ними проплывали ватные летние облака. Их отсюда было видно больше, чем снизу. И видно было, что на другом холме у самого горизонта тоже стоит церковь.
– Знаешь, что мужик, вот тебе десятка, а слушать не буду.
– Ни, дякуйтэ, мэни дурни гроши нэ трэба, я тэж гордость маю, ты що ж, думаеш усэ продается? Ни, глумытыся нэ дозволю.
– Ну как хочешь, я только хотел посмотреть, хорошо ли стоят леса.
С этими словами, гость спрыгнул на землю прямо с третьего яруса.
Потом нашел ореховый прутик и пошел дальше. Мужик сплюнул вослед, тихо матернулся и принялся скрести стену. Вскоре появился и отец Серафим. Он поинтересовался, не голоден ли гость, и когда тот отказался, они пошли в дальний угол, где под ракитой стояла деревянная скамейка.
– Батюшка, пишут много об этом деле,
– Новый человек преступлений не совершает, он строит новый мир.
– Забавно, в чем же его зло для мира?
– Он топором строить будет.
"А чем же еще строят?!" - мелькнула у Вадима мысль.
– Стоп, стоп, значит все-таки старуху то порешит?
– Убьет. Но не будет знать, что это преступление.
– Но и Родион Раскольников считал себя правым.
– Да, считал, но он знал, что идет на преступление. Он боролся с Богом, т.е. признавал Бога, пытался своим преступлением в себе Его убить. Ведь он мучался от отсутствия мучений совести, стало быть верил, что где-то же она существует!
– Но, положим, новый человек победил, и в том новом мире остались бы только все как он, то не было бы и зла?
– Не было бы. Ни добра, ни зла.
– Какие же проблемы!
– как-то горячо уже заключил журналист.
– Проблема одна, этот мир - Царство Антихриста, отражение будущего Ада. Вадим улыбнулся.
– Извините, батюшка, вспомнил песню, может быть и вы ее помните, там были такие странные слова: этот мир придуман не нами. Я вот подумал, а что, если мир-таки придуман? Что если все это небо, этот храм вы, я и даже тот мужичок на лесах, что подслушивает ваши молитвы, и все вокруг есть только плод чьего-то воображения, возможно и больного.
– Допускаю.
– неожиданно согласился иеромонах.
– Нет, вы меня не поняли, я не Бога имею в виду, и не Демиурга, нет, а так, как бы Бога, ну как бы некоего закулисного человека.
– И я имею в виду.
– Вот это действительно забавно, то есть, вы при вашем обете и православии допускаете такое философское предположение? Да где же Бог тогда?
– Он Богу не помеха.
Бог от начала предвидит все наши действия.
– Но как же принцип свободы воли?
– Чьей свободы?
Отец Серафим прямо смотрел в опущенные очи корреспондента. Тот профессионально делал заметки в записной книжке.
– Хорошо, а конкретно, этот новый человек, как вы его видите?
– В шлеме.
– В шлеме, в водолазном?
– как-то нервно вскрикнул Вадим.
– Нет, он подобен летчику бомбардировщика, он убивает, не глядя в глаза жертве. Он на задании.
– Как на задании?
– Как вы. Вы ищите правду, а Истину обходите стороной.
– Ага, - Вадим будто обрадовался такому родству, - Ну, а представим на минуту, конечно, только для образности, что он - это я, и пришел к вам, и встал к лицу лицом, и что бы вы ему сказали?