Преступление в Радужном заливе
Шрифт:
– Вы намеревались совершить полет?
– Да, после обеда.
– И поэтому пошли подготовить машину?
– Совершенно верно.
– По дороге встретили кого-нибудь?
– Нет.
– Этим ракетопланом, как вы его называете, можно управлять и на расстоянии?
– Конечно.
– Могли бы вы сэкономить время и проверить исправность приборов, не поднимаясь в кабину ракетоплана?
– Да, но этим я бы ничего не достиг.
– Не понимаю.
– Ракетоплан стоял рядом с радиомаяком, с которого
– Правда ли, что Шмидт ловил сигналы с Земли?
– Да, радистов-любителей, - подтвердил пилот, - он даже посылал им открытки.
Когда они остались одни, доктор внимательно посмотрел на следователя. Наконец он провел ладонью по лбу, словно отирая капли пота.
– А что делать?
– промолвил он.
– Кто бы мог подумать! Итак, все-таки Юрамото! Неужели он?..
– Гольберг покачал головой.
– Но арифметика неумолима - остается он один. У всех остальных есть алиби. Надежное, стопроцентное алиби.
– А Неймана вы зачеркнули?
– Конечно. Если за три минуты до тревоги он занимался рефлекторами ракетоплана, то в 10:59 его не могло быть на холме у радиотелескопа. Так же как и Ланге... О чем вы задумались, майор?
– Ну, как бы вам получше объяснить? Меня гложет... мысль, что я забыл о чем-то важном. Что мы в чем-то ошибаемся, что-то проглядели. Я почти ухватил эту мысль во время беседы с Маккентом, но потом она вновь от меня ускользнула.
– Вы не можете что-то вспомнить?
– Вот именно.
– Ничего, - уверенно сказал психиатр, - обязательно вспомните. Стоит лишь воспроизвести весь разговор, восстановить все подробности, представить себе все визуально. Кто где стоял, выражение лица и тому подобное. И вы схватите эту мысль, что упорно скреблась в вашей памяти. А теперь пойдемте к Юрамото, последнему в нашем списке.
Сейсмическая станция, расположенная у самой подошвы обрыва, напоминала половину исполинского яйца допотопного ящера. Серо-белые стены четырьмя иллюминаторами глазели на плоскую долину, раскинувшуюся перед базой.
– Так вот где вы работаете, - произнес Родин, осматривая овальное помещение, - я представлял себе кабинет селенолога иначе.
Лицо Юрамото осветила приветливая улыбка.
– Это не единственное мое рабочее место. Но здесь я бываю часто. Здание построено в стороне от других помещений, так как здесь установлен один из сейсмографов.
– Здесь?
– Да, прямо под вами, в шахте. Он помогает нам слушать Луну.
– Это, верно, очень чувствительный прибор?
– Хотите взглянуть?
Да, майор хотел взглянуть.
Юрамото нажал кнопку, тяжелая крышка люка поднялась. Перед ними возникла винтовая лестница, покрытая мягким ковром. Внизу, на двадцатиметровой глубине, в довольно обширном помещении - пожалуй,
– Как видите, ничего особенного. Похож на любой сейсмограф на Земле. Отраженные лучи увеличивают амплитуду малейшего колебания, которое тут же регистрируется. Самописец прибора чертит линию на равномерно движущейся бумажной ленте. Взглянуть на сейсмограмму можно наверху.
– Говорят, некоторые из этих приборов настолько чувствительны, что могут зарегистрировать даже биение человеческого сердца, - заметил Родин.
– Могут, если стоять вблизи аппарата и на твердом основании. Сейсмограф реагирует не на звук, а на колебания. Правда, каждый звук - это механическое колебание, но не каждое колебание сопровождается тем, что мы привыкли называть звуком.
Наверх поднимались молча.
– А вот здесь вычерчивается сейсмограмма.
– Селенолог осветил бумажную ленту, и они увидели волнистую черту. У самого кончика самописца волны как бы лихорадочно заметались.
– Что это значит?
– доктор дотронулся до защитного стекла.
– Прибор зарегистрировал наши шаги. А возможно, биение сердца.
– Несмотря на ковер?
– Да, несмотря на то что лестница и пол изолированы.
– Я с сожалением констатирую, - Родин на секунду замолчал, но морщинистое лицо селенолога было непроницаемым, - что мы не очень-то продвинулись вперед в расследовании дела. Мы хотели бы кое-что уточнить.
– Понятно. Вас интересует, не я ли убийца Шмидта.
Позже, вспоминая этот драматический момент, доктор Гольберг заметил: "Я был потрясен, майор, но вы даже глазом не моргнули. Это было великолепно наблюдать, как вы оба соревнуетесь в выдержке".
– Совершенно верно.
– Родин поудобнее уселся в кресле.
– Не трудно ли вам объяснить, почему вы не могли быть убийцей?
– На родине моих предков сохранилось много пословиц. Разрешите привести одну из них: "Тигр не допрыгнет до орла".
– То есть вы хотите сказать, что в момент смерти Шмидта были далеко от него?
– Наслаждение - купаться в росе, но еще большее наслаждение - говорить с человеком, который понимает тебя. Именно это я и имел в виду.
– В момент, когда раздался сигнал тревоги...
– ...я был здесь. Именно на этом месте. Еще точнее - я только что вернулся.
– Могу ли я узнать, откуда именно?
– Снизу. Из шахты. Ежедневно до обеда я спускаюсь вниз, проверяю приборы и делаю об этом отметку.
– Значит, в критический момент вы спускались по лестнице, какое-то время проверяли сейсмограф и снова вернулись. Правильно?
– Абсолютно правильно.
– Сейсмограммы сохраняются?
– Вы хорошо знаете свое дело, полковник!
– Майор, с вашего позволения.