Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— В чем дело?
— Ничего-ничего! Удачи вам в ваших телефонных переговорах!
Мари прождала какое-то время в вестибюле Дома Азии, но затем, опасаясь привлечь к себе излишнее внимание, вышла и около часа прогуливалась взад-вперед по многолюдной улице неподалеку от входа в здание. Было около полудня, но Мари удивилась бы, побеспокойся Кэтрин о ленче, хотя для нее самой обед был бы так кстати!
Чувство голода, однако, не мешало ей предаваться несбыточной, как сознавала она сама, мечте, об осуществлении которой Мари готова была молить на коленях, если бы знала, к кому обратиться. Здесь, на этой самой улице, мог появиться в любую минуту и Дэвид, — впрочем, нет, не Дэвид,
Почему она задумалась сейчас об этом? Да потому, что совсем недавно и она принадлежала к этой публике, как, кстати, и Дэвид. Они свято верили в непогрешимость формулы «cogito, ergo sum» [77] , и все вокруг казалось таким светлым и понятным! Но теперь они отброшены назад, и им предстояло во что бы то ни стало выстоять в жестокой борьбе за существование и найти друг друга.
А вот и она! Кэтрин Стейплс вышла чинно из Дома Азии и повернула направо. Она была футах в сорока от Мари, и та, расталкивая бесцеремонно людей, бросилась вслед за ней, опасаясь ее упустить… «Старайся никогда не бежать: бегущий человек всегда привлекает к себе внимание»… Но сейчас Мари было не до этого! Главное для нее — поговорить со своей соотечественницей!
77
«Я мыслю, следовательно, существую» (лат.) — слова французского философа Рене Декарта (1596–1650).
Стейплс двинулась к краю тротуара. У обочины ее ждала служебная машина с кленовым листом на дверце, и Кэтрин тут же села на заднее сиденье. Но отъехать она не успела.
— Постойте!.. Подождите! — крикнула Мари, пробившись сквозь толпу и уцепившись за ручку дверцы.
— Простите, что вы сказали? — произнесла громко Стейплс, в то время как шофер, повернувшись проворно, извлек откуда-то пистолет.
— Пожалуйста!.. Это я!.. Из Оттавы!.. Вспомни, мы встречались там!
— Мари, это ты?
— Да! Я в беде, и мне нужна твоя помощь!
— Садись в машину, — сказала Кэтрин Стейплс и, подвинувшись, обратилась к водителю: — Спрячь свою дурацкую игрушку: это моя подруга.
Отказавшись от запланированного ленча под предлогом встречи с английской делегацией, что выглядело вполне правдоподобно, поскольку как раз в те дни велись переговоры с КНР в связи с окончанием в 1997 году срока действия соглашения о статусе Гонконга, сотрудник международного отдела велела шоферу отвезти их к началу Фуд-стрит, или улицы Трапез, в районе дамбы. Там, на протяжении двух кварталов, расположились вплотную друг к другу десятка три ресторанчиков, представлявших собою ни с чем не сравнимое зрелище. Движение транспорта по улице было запрещено, да и вряд ли какая-нибудь машина смогла бы проложить себе путь среди выставленных под открытым небом четырех тысяч столиков — и это
Кэтрин с Мари подошли к служебному входу в один из ресторанов. Дверь отворилась через пятнадцать секунд после звонка, и тотчас до них донеслись изнутри ароматы сотни восточных блюд.
— Мисс Стейплс, как я рад вас видеть! — расшаркался перед гостями облаченный в белый поварской фартук китаец, один из многих поваров этого ресторана. — Пожалуйста, пожалуйста! Как всегда, столик вас ждет!
Когда они пробирались через огромную кухню, где вовсю кипела работа, Кэтрин обернулась к Мари:
— Слава Богу, что им перепадают хоть какие-то чаевые: ведь на их ничтожно малое жалованье не проживешь. У владельца этого заведения есть дело и в Квебеке — шикарный ресторан на Сент-Джон-стрит. Когда ему оформляли въездную визу, я позаботилась о том, чтобы не было никаких проволочек.
Она кивнула в сторону свободного столика неподалеку от входа в кухню. Женщины уселись, буквально прорвавшись между официантами, носившимися как угорелые взад и вперед между столами. В зале стоял неумолчный гул.
— Спасибо за столь славный уголок! — поблагодарила подругу Мари.
— Моя дорогая, — проговорила решительно Стейплс своим хорошо поставленным голосом, — любая на твоем месте, одетая вот так, как ты, и решающая подобные же проблемы, вряд ли захотела бы привлекать к себе излишнее внимание.
— Еще бы! А скажи, организаторы званого обеда поверят в твою выдумку относительно английской делегации?
— Конечно же поверят! Наша горячо любимая родина как раз сейчас прикидывает, как бы получше провернуть одно славное дельце. Пекин закупает у нас огромное количество крайне необходимой ему пшеницы… Но ты во всем этом разбираешься не хуже меня, а в том, что касается долларов и центов, возможно, и значительно лучше.
— В последнее время я не очень-то следила за рыночной конъюнктурой.
— Да, я понимаю, — кивнула Стейплс, потом взглянула строго, хотя и доброжелательно, на Мари. В глазах ее застыл вопрос. — Я давно уже здесь, но до нас доходят кое-какие слухи, и, кроме того, мы просматриваем европейскую прессу. Мы были просто потрясены, когда узнали, в какую историю ты влипла. Неоднократно пытались выяснить, что же произошло в действительности, но нас просили не совать нос куда не следует — ради тебя же. «Не устраивайте лишнего шума, — говорили нам. — В ее же интересах оставаться в тени»… Понятно, потом мы услышали, что с тебя сняли все обвинения… О Боже, как же оскорбительно пройти через все то, что выпало на твою долю!.. А затем ты вовсе куда-то пропала, о тебе уже больше никто ничего не слышал.
— Они говорили вам правду, Кэтрин. И в самом деле, в моих, а точнее, в наших интересах было держаться от всех в стороне. На протяжении нескольких месяцев мы были вынуждены скрываться, а когда вернулись к более или менее нормальному образу жизни людей цивилизованных, то поселились в одном отдаленном местечке под именами, которые знали лишь несколько человек, но и там, как прежде, к нам были приставлены телохранители.
— Почему ты говоришь все время во множественном числе: «мы», «наши», «нас»?
— Дело в том, что я вышла замуж за человека, о котором писали в газетах. Само собой разумеется, у него мало что общего с тем типом, за которого его выдавала пресса. Лишь немногие знали, что он действовал как строго засекреченный агент по заданию американского правительства. Значительную часть своей жизни ему пришлось посвятить выполнению более чем странных поручений.
— И вот теперь ты в Гонконге и сообщаешь мне о том, что попала в передрягу?
— Да, все так: я в Гонконге и в ситуации далеко не из лучших.