Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— А если я рискну сделать вывод, что нынешние твои невзгоды как-то связаны с прошлогодними событиями?
— То будешь совершенно права.
— И что же сможешь ты мне рассказать?
— Все, что знаю сама. Я рассчитываю на твою помощь, но буду вправе обратиться к тебе за ней лишь в том случае, если ты будешь знать об этом деле ровно столько же, сколько и я.
— Я люблю, когда изъясняются лаконично. Не только из-за того, что при этом более четко формулируются мысли, но и потому, что лаконичный язык, как правило, довольно полно
— Это не совсем так, но суть ты схватила верно.
— Ладно, это я так, просто хотела уточнить кое-что. В nouvelle diplomatic [78] показная откровенность является одновременно и ширмой, за которой обделываются разные делишки, и одним из приемов борьбы с контрагентом. Довольно часто она используется для маскировки истинных намерений или обезоруживания противника. Возьми хотя бы недавние заявления твоей новой родины — новой, конечно, лишь постольку, поскольку ты вышла замуж за иностранца…
78
Новая дипломатия (фр.).
— Я экономист, Кэтрин, а не дипломат.
— Ты талантлива во многих отношениях и, если мобилизуешь все свои возможности, то покоришь Капитолийский холм в Вашингтоне так же, как до того Оттаву. Тучи над твоей головой рано или поздно рассеются, и ты заживешь нормальной жизнью.
— Когда-нибудь непременно так оно и будет. Это, в общем-то, все, что нам нужно. Но пока что все идет вовсе не так, как хотелось бы.
— Давай начнем с того, что ты всегда была немного честолюбива. И что ты любишь этого своего супруга.
— Очень! И хочу его найти. Хочу вернуть его!
Стейплс вскинула голову, глаза ее блеснули.
— Он здесь?
— Где-то тут, да. И об этом я тоже хотела бы тебе рассказать.
— Как я понимаю, вы угодили в довольно запутанную историю, не так ли?
— Все так.
— Можешь, ты повременишь немного с рассказом? До тех пор, Мари, пока мы не переберемся куда-нибудь в другое место, где не так шумно?
— Я научилась терпению и выдержке у человека, которого только они и выручали в любое время дня и ночи на протяжении целых трех лет.
— Ну и слава Богу! А как у тебя с аппетитом?
— Умираю от голода. Я намеревалась сказать тебе и об этом. Нельзя ли, пока ты выслушиваешь меня здесь, что-нибудь заказать?
— С этой их «дим сум» лучше не связываться: все-то будет у них и переварено и пережарено. А вот утки тут — лучшие во всем Гонконге… Ну как, Мари, подождем, пока их нам приготовят? Или лучше пойдем?
— Я могу и подождать. На карту поставлена вся моя жизнь, и лишние полчаса мало что изменят. Тем более что голодная я вряд ли сумею все объяснить.
— Я понимаю тебя: это тоже часть твоей истории.
Они
— По-моему, — подвела итог Кэтрин, — то, что я сейчас услышала, — самое скандальное за последние тридцать лет дело, в котором замешаны ведомства, имеющие свои представительства за рубежом, — я говорю, естественно, о наших учреждениях. Но, разумеется, все это — только в том случае, если ты правильно интерпретировала события.
— Ты как будто не вполне мне веришь?
— Наоборот, моя дорогая! Разве тебе было бы под силу выдумать такое? Ты права: во всей этой чертовщине прослеживается какая-то своя, настолько непонятная логика, что она представляется на первый взгляд даже алогичной.
— Я этого не говорила.
— А тебе и не надо было говорить: и так все ясно! Твоему мужу сначала заморочили голову, потом взяли его на пушку, и вот он уже превращен в своего рода готовую к пуску ракету с ядерной боеголовкой. Но почему?
— Я тебе уже сказала: существует человек, совершающий убийства под именем Джейсона Борна, в роли которого в течение трех лет выступал Дэвид.
— Убийца — он и есть убийца, какое бы имя ни носил — Чингисхана ли, Джека Потрошителя или, если тебе так будет угодно, Карлоса-Шакала и убивавшего по заказу Джейсона Борна. И если на таких людей ведется охота, то лишь с согласия охотников.
— Я не понимаю тебя, Кэтрин.
— Вспомни, дорогая, как в свое время обсуждали мы различные проблемы. Например, в те дни, когда я приходила к тебе, чтобы проконсультироваться по поводу «Общего рынка» и его торговли с Восточной Европой.
— Мы тогда еще по очереди угощали друг друга обедами собственного изготовления. Но ты оказалась лучшим кулинаром, чем я.
— Да, все так и было. Однако главным было все же то, что я тогда хотела узнать от тебя, как мне лучше убедить моих партнеров из восточноевропейских стран в том, что я могу для их же выгоды помочь им при покупке наших товаров использовать колебания в курсах валют. В конце концов я действительно убедила их в этом. Москва была в ярости!
— Кэтрин, какое, черт возьми, отношение имеет все это ко мне?
Стейплс взглянула на Мари. Ее доброжелательная манера общения, как и в прежние времена, сопровождалась категоричностью суждений.
— Позволь, я поясню. Если бы ты только над этим задумывалась, то решила бы, что я прибыла тогда в Оттаву, чтобы досконально изучить европейскую экономику и потом лучше выполнять свою работу. И в какой-то степени ты была бы права. Но не это было главным. В первую очередь я стремилась получше узнать, как с наибольшей выгодой использовать изменения валютного курса в отношениях с нашими потенциальными клиентами. Когда курс немецкой марки поднимался, мы переходили на торговлю за франки, гульдены и некоторые другие денежные единицы. Подобные вещи специально оговаривались в контрактах.