Превратности
Шрифт:
Дин – хороший хозяин, фермер, но не ровня жене: он даже читал редко, не то чтобы размышлять о возвышенном, как Лиз. Ни в библиотеке, ни в музее не бывал отроду, как, впрочем, и другие земледельцы и скотоводы. Он из рода фермеров, где основное – это земля и скот. Этим жили несколько поколений уже более ста лет и хорошо умели вести своё хозяйство. Его родственники тоже трудолюбивы, бережливы, в общем, о них ничего больше не скажешь, даже если захочешь найти нечто выделяющее их из своей среды. И Дин – обычный труженик, как будний день с рутинными делами – такой, как все, только выпивать любит больше других. Он хорош собой – первый парень на селе – так бы характеризовали в округе. Высокий, статный, светловолосый, голубоглазый. Его жену считали везучей: лучший парень достался, да ещё и дети все в него пошли. И вот теперь он вдовец с таким детским садом.
Мия, узнав о трагедии в семье фермера, сразу пришла помочь. Поспособствовала получить муниципальную помощь, о чём Дин и не подумал бы сам. Стала навещать детей, так сильно страдавших
Мия всегда хотела детей, но Адам был против, имел на то основания: некие генетические предрасположенности настораживали его. Жена приняла его доводы, согласилась, но тяжело переживала бездетность. Теперь Мия была счастлива тем, что даёт шестерым детям любовь, и тем, что они её не просто любят, а превозносят, боготворят. Она успевала в короткие визиты поиграть с ними, что-то интересное рассказать, и конечно, угостить. Жаль, что надо было скрывать эти сердечные отношения от мужа. Она частично заменяла им мать, хотя и виделись всего-то раз или два в неделю на короткое время, но душу она вкладывала в каждого, и дети её ждали, обнимали, целовали. Как тяжело было расставаться с весёленьким детским роем и бежать через буш обратно домой, не делиться радостью с мужем из-за его сложного характера и недовольства её связью с этим семейством. Но и Адама можно было понять: чувствовал опасность потерять свою жену, ревновал. И оказалось не напрасно. По прошествии нескольких месяцев после ухода из жизни Лиз Дин стал оказывать особые знаки внимания Мии. Мия пребывала в таком счастливом состоянии близкого общения с детьми, что не заметила сама, как стала отвечать Дину взаимностью. Наверное, ощутила давно желанное чувство полноценной семьи, любви к детям и их ответного искреннего чувства к ней. Начался роман. С её стороны не страстный, скорее, это был ответ на его нежные ухаживания, а к такому душевному теплу она не привыкла. Дин был поистине разгорячён страстью к давно желанной им женщине. Она не только восхищала его красотой и весёлым нравом, но привлекала как хорошая мать и жена – в этом он всё больше убеждался. Так прошло три месяца влюблённости, когда Мия начала прозревать и понимать, что такие отношения следует прекратить. Всё же это был совсем не подходящий ей человек, к тому же ей просто стыдно. Нашла слова, подключив разум, и поставила Дина перед фактом: будет приходить только к детям, а он пусть найдёт себе женщину, благо желающих заполучить такого парня было много. И, кажется, получилось. Со временем Дин восстановил отношения с давней подружкой, а Мия спокойно продолжила навещать детей – та напасть, точнее, дурман быстро рассеялся.
Мия шла через буш с корзиной гостинцев для детей. Приготовила сама мясные пироги, клубничное варенье и собрала ягоды в своём саду – эти гостинцы дети обожали. Тропа была ей хорошо знакома – вдоль ручья, куда часто приходили напиться кенгуру. Мия сейчас и сама напоминала осторожного зверька: оглядываясь, пробиралась тайком, чтобы никто её не видел. Она никогда не ходила к Дину через город, всегда тайными безлюдными тропинками. Не дай Бог, муж прознает про её продолжающиеся посещения детей. Он же предупреждал, чтобы не ходила. Адам ревнив и в ревности способен на страшное.
Уже у самого дома Дина ей повстречалась знакомая и пообещала позже заглянуть к Мии за цветами. Так и сделала, только вот Мия ещё не вернулась. Приятельница, не по злому умыслу спросила Адама, не пришла ли Мия от Дина. Адам виду не показал, что удивлён, ответил вежливо и ушёл в дом.
Мия, ничего не ведая, вернулась в прекрасном настроении и увидела в гостиной Адама с ружьём, нацеленным на неё.
– Встань к стене. Клянись, что никогда не пойдёшь к фермеру и его детям, поставишь точку в своём «шефстве». Будешь жить со мной прежней замужней жизнью до конца дней.
– Адам, у меня нет отношений с Дином, и их никогда не будет. Но я жалею детей, привязалась к ним. Позволь мне иногда их навещать не тайно, я буду тебе всё рассказывать.
– Я не верю тебе и терпеть твои бесстыдные двусмысленные визиты к вдовцу не намерен. Клянись, или ружьё выполнит своё предназначение.
– Я не буду клясться. Стреляй!
– Э, нет! Если ты думаешь, я тебя убью, ты ошибаешься. Не выполнишь требования, пеняй на себя. Я убью детей, а ты будешь весь остаток жизни винить только себя в гибели невинных деток. Мне терять нечего, я и в тюрьме смогу думать, а больше мне от жизни ничего не надо. Решать тебе. Я своё обещание сдержу, ты меня хорошо изучила.
– Твоя взяла. Согласна. Клянусь, что не буду ходить к фермеру и его детям. Как обещала, проведу оставшуюся жизнь с тобой.
Ружьё было отправлено в сундук, муж и жена разошлись молча по комнатам. Жизнь продолжилась уже в другой тональности. Мия попросила ту же приятельницу – виновницу инцидента – всё в деталях
Регулярная помощь, забота Мии о детях длилась года четыре, пока старшие братья-близнецы не стали подрабатывать и помогать отцу. Тогда же к ним приехала из Манчестера двоюродная сестра Лиз. Она стала вести хозяйство и воспитывать детей. Это всем облегчило жизнь: дети хорошо приняли свою тётю Мэри, выглядели ухоженными, вновь почувствовали женскую ласку и любовь. Семейный уклад приходил в норму. Мия, наконец, испытала облегчение.
Дома же всё оставалось, как было. Ружьё покоилось в резном эстонском сундуке. Наверное, ждало своего часа. Этот сундук с его грозным содержимым был, как часовой на посту: не допустит чужого вторжения в личную жизнь, предотвратит опасность, ответит на удар, если понадобится. Он стал необходим Адаму особенно после первого покушения на благополучие его семьи со стороны фермера. Так до сих пор он считал: фермер покушался на его Мию, а она, добрая душа, не понимала серьёзности намерений «захватчика».
Прошли годы. Дети Дина повзрослели и разъехались, обзавелись семьями, некоторые стали родителями. Пишут письма Мии, посылают открытки к праздникам, помнят и любят её, несколько раз приезжали в Маруну на День Матери и виделись с ней в кафе.
Оба супруга: Адам и Мия – уже на пенсии. Временами на Адама находит какое-то болезненное состояние. То ли это приступы шизоидной психопатии (такой диагноз поставила Мия, которая последние годы много читала о душевных болезнях), то ли связано с припоминанием ревности и давним желанием отомстить, то ли ещё какой-то аномалией, Мия не знала. Но такие моменты повторялись примерно раз или два в год. Тогда Адам вынимал ружьё, долго смотрел на него, будто беседовал, поглаживал и потом целился в Мию. Она стояла недвижима, готовая ко всему. Оба молчали. Целился долго, наводил мушку, играл с затвором. Затем он улыбался и прятал ружьё в тот самый эстонский сундук. Мия никогда не знала, заряжено ружьё или нет. Ключ от сундука хранился где-то в тайнике Адама. Она просто смирилась, причём давно. Если раньше Мии казалось, что она любит Адама, то после первого инцидента с ружьём и ультиматума она распрощалась с чувством любви и жалости к мужу навсегда. Они просто вместе жили, делили дом, общались мало. Уйти от Адама Мия не могла. Таков был роковой уговор: оставаться только с ним и до конца, не видеться с семьей Дина, иначе убьёт детей, даже повзрослевших. Она верила в угрозу и решила оставить всё как есть. Иногда думала: если бы не клятва, ушла бы. Впрочем, по натуре она не была решительной, смирялась с ситуацией, пасовала в ответственные моменты жизни и часто полагалась на решения более сильных, волевых людей. Потому и продолжала быть покорной супругой даже теперь. Эта пара сумела продержаться вместе почти пятьдесят лет на удивление знавшим их. Никогда не расходились, не разъезжались, несмотря на сложные отношения. И только к концу жизни она стала признаваться себе в своей унизительной рабской покорности, и более того: возненавидела это низкое чувство подчинённости. При её вполне самостоятельной и обеспеченной материальной жизни она была, словно овца, всегда следовавшая за пастухом. Почему это рабство проникло в её плоть и кровь? Говорят, такая натура, таков характер. Видимо, раньше её это устраивало, раз не сопротивлялась. Сейчас же ей представлялась совсем иная жизнь: вдали от Адама, с другим спутником, возможно, с любимыми детьми. Она досадовала на свою, ничем не оправданную, духовную зависимость от Адама. Ей мнилось, что муж смог подчинить её не просто своей сильной волей, а возможно, гипнозом. Она была полностью в его власти, не раздумывая, соглашалась на предложенные им варианты, даже не желала сопротивляться ему, когда это казалось единственно правильным.
Изредка вспоминала студенческие годы, свидания с влюблёнными в неё молодыми людьми, которые хотели на ней жениться и всячески старались ей понравиться. Она некоторыми увлекалась, быть влюблённой ей очень нравилось. Как все молодые девушки, она представляла свою будущую жизнь, грезила о счастье, благополучии. И всё же по прошествии многих-многих лет она не жалела о своей связи с Адамом – человеком неординарным, всегда высоко ею ценимым. Не было никого, кто бы мог сравниться с ним в интеллекте и своеобразии суждений. Вот только романтической любви не получилось. И вообще, была ли любовь с его стороны? Многие подруги, с которыми она продолжала переписываться, а две из них даже прилетали в Австралию, вышли замуж при романтических отношениях. Казалось, будут очень счастливы, но развелись, оставшись одинокими мамами. Её жизнь не была прозрачна для окружения и потому многим казалась не благополучной из-за тяжёлого характера супруга. Но самой Мии виделось иначе. Адам единственный из её знакомых студенческой поры был достоин внимания. К тому же и родители его высоко оценили. Потом, правда, сожалели, когда поняли, что он сумасброд (они не догадывались о повреждении его психики). Ну что ж, это был её выбор, и она всегда могла изменить свою жизнь, только не захотела. Всё не просто, противоречиво, неоднозначно – попробуй разберись … В одной из книг ей встретилась мысль, почему-то зацепившая её внимание: если ты превратил своё сердце в оружие, то в конце концов оно обернётся против тебя самого.