Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Емельянов Ю. В.

С 1924 по 1934 год вывоз мяса из Эстонии увеличился в 4,3 раза, сливочного масла — в 3,2 раза, яиц — в 3,5 раза. Удельный вес готовых продуктов в экспорте Эстонии составлял 40,5%, а в 1938 году — 19,3%. Удельный же вес сельскохозяйственных продуктов, сырья и полуфабрика­тов в экспорте за этот же период вырос с 59,2 до 80,7%.

В те годы Эстония выступала на мировом рынке как производитель продовольствия и промышленного сырья. Сепре писал: «Средств производства в Эстонии для выво­за почти не производилось... Готовые изделия вывози­лись в столь малых количествах, что являлись скорее то­варными образцами, чем предметами фактического экс­порта. Значительную часть экспорта готовых товаров Эстонии составляли фанерные листы и сиденья для стуль­ев». Предметом вывоза Эстонии являлась также бумага, наибольшее

количество которой закупали Египет, Сури­нам, Китай и Колумбия. Впрочем, как замечал Сепре, «бу­мага вывозилась отдельными партиями и постоянного рынка не имела». 2/3 эстонского вывоза приходилось на Германию и Великобританию.

В аграрный придаток Западной Европы превратилась и Литва. Изделия литовской промышленности составляли лишь 2—3% экспорта страны. Зато в импорте на них при­ходилось 60%. В 1939 году 34,4% литовского экспорта со­ставляли мясо и мясопродукты, 25% — масло и яйца.

Характеризуя основные направления развития хозяй­ства Латвии с первых лет ее независимого существова­ния, А.Я. Варславан в своем исследовании «Английский капитал в буржуазной Латвии» писал: «Несмотря на ее юридическую независимость, Латвия фактически остава­лась полуколонией, которую в экономическом отношении использовали, во-первых, как сырьевую базу, во-вторых, как источник дешевой рабочей силы и, в-третьих, как ры­нок сбыта своих товаров».

В 1920 году латвийский журнал «Экономисте» писал: «В настоящее время мы вынуждены изыскивать продукты сельского и лесного хозяйства в сыром и обработанном виде, пригодные для вывоза за границу. Среди этих про­дуктов лен и древесина в ближайшем будущем займут основное место».

Варславан замечал: «Статистическое управление Лат­вии стремилось по возможности завысить показатели ро­ста удельного веса готовой продукции в экспорте. Если в 1927 году спичечная соломка учитывалась как полуфабри­кат, то в 1929 году — уже как готовая продукция. Таким же образом учитывались дощечки для ящиков и бочарная клепка, полуфабрикаты фанеры, проволоки и др.». В то время как до 1917 года рижские заводы производили де­ревянные изделия из лесопродуктов, журнал «Эконо­мисте» подчеркивал в апреле 1920 года, что теперь «лат­вийская деревоперерабатывающая промышленность ограничивается только распиловкой леса в экспортный товар, а дальнейшая обработка древесины происходит в весьма незначительных размерах — в пределах, обеспе­чивающих только местную потребность». Рижские лесопи­льные фабрики простаивали.

Большие надежды в независимой Латвии возлагали на экспорт льна. В мае 1920 года журнал «Экономисте» писал: «В настоящее время трудно использовать лес, поэтому на первое место становится использование льна». Для этих со­ображений были известные основания. В 1909—1913 годах на Латвию приходилось 16,3% мировых посевов льна и 13,3% производства льноволокна. Представитель Латвии на Парижской мирной конференции Я. Сескис писал 27 августа 1919 года министру иностранных дел Латвии Мейеровицу: «В особенности следует экономить лен, который здесь, на Западе, ценится, по-видимому, наравне с золотом». Сескис предлагал использовать состояние войны с Советской Рос­сией для того, чтобы «захватить в пограничных с Латвией районах России запасы льноволокна, которые можно было бы реализовать на Западе, получив в обмен вооружение».

Министр финансов Латвии Р. Каллиенс заявлял: «Лен — это основа государственного хозяйства Латвии, поэтому де­лается все возможное, чтобы восстановить и расширить площади подо льном, которые в вихре войны значительно уменьшились». Эти усилия принесли свои плоды. В 1920—1923 годах Латвия заняла 4-е место в мире после РСФСР по производству льна. В 1921 —1929 годах на долю Латвии приходилось от 9 до 11,5% посевных площадей мира, занятых под льном. В те же годы на Латвию приходи­лось около 8% мирового сбора льноволокна. В 1920 году 66% латвийского сырья и полуфабрикатов для текстильной промышленности направлялось в Англию. Из льноволокна, ввозимого в Англию, 31% приходился на Латвию.

Однако зависимость от экспорта льна поставила эко­номику Латвии в уязвимое положение. В 1921 году прои­зошло падение цен на лен и сокращение его закупок. В 1922—1923 годах внешние закупки льна увеличились и на­блюдался рост льнообрабатывающей промышленности в Латвии. Но в 1924—1929

годах экспорт льна в Великобри­танию неуклонно сокращался.

Как отмечал Варславан, «Латвия, имея возможность продавать льноволокно в другие страны по более высоким средним ценам, все же поддерживала устойчивый удель­ный вес экспорта в Англию сырья и полуфабрикатов для текстильной промышленности. В этом находило отраже­ние неравноправие экономических отношений и зависи­мость буржуазной Латвии от Великобритании».

На Великобританию приходилось более 40% латвийско­го экспорта сырья и полуфабрикатов, при этом значитель­ное место занимали лесоматериалы. Большую долю в им­порте Латвии занимало и сливочное масло, главным потре­бителем которого являлась Германия (78%). Всего на долю Англии и Германии приходилось две трети экспорта Лат­вии. В то время как Англия главенствовала в латвийском экспорте, Германия доминировала в латвийском импорте.

После 1913 года существенно изменилась роль Прибал­тики как транспортной артерии, связывавшей Россию с За­падом. В 1913 году на латвийские порты приходилось 56,2% внешнеторгового оборота России на Балтийском море. При этом 82% стоимости товаров, вывозимых через эти порты, были произведены в России за пределами Латвии и лишь 18% — в самой Латвии. После Первой мировой войны Лат­вия оказалась оторванной от России. Прежняя система хо­зяйства была нарушена, и транспорт Латвии работал с су­щественной недогрузкой. Если в 1913 году число судов, по­сещавших порты Латвии, составляло 5289 (их тоннаж был 3 591 195 тонн), то в 1929 году число таких судов было 3841, а их тоннаж составлял 1 872 790 тонн. Место России в мор­ском транспорте Латвии заняла Англия, хотя Г ермания успешно конкурировала с «владычицей морей». Одновре­менно Г ермания играла активную роль в развитии железно­дорожного транспорта через Прибалтику в РСФСР.

После 1917 года иностранный капитал постарался за­нять место российского в экономике Прибалтики. Значи­тельной частью российской собственности завладели анг­личане и немцы. Так, 42,1% пайщиков Кренгольмской ма­нуфактуры жили в Англии, 38% — в Германии, 4,5% — в Дании, 2,9% — в Чехословакии, 2,7% — во Франции, 1,3% — в Швейцарии, 5,2% пайщиков жили в Латвии, Мек­сике, США, Финляндии, Австрии и Норвегии. Лишь 1,2% пайщиков проживали в Эстонии.

«Эстонская энциклопедия» писала в 1933 году: «Влия­ние иностранного капитала в промышленности Эстонии ве­лико. Он преобладает в текстильной и бумажно-целлюлоз­ной промышленности, в телефонной фабрике и цементных заводах; посредством иностранного капитала создана вся частная сланцевая промышленность... Инвестированный в промышленность иностранный капитал достигает пример­но 50 миллионов крон, составляя круглым счетом половину балансовой стоимости всего недвижимого и движимого имущества промышленных акционерных обществ». В 20-е годы в экономике Эстонии решающую роль играл англий­ский капитал, а в 30-е годы все более усиливалось влияние Германии.

Иностранный капитал господствовал и в экономике Литвы. Шведский капитал скупал спичечные фабрики, строил бумажную фабрику. Германский капитал направ­лялся в металлообрабатывающую и полиграфическую промышленность. Английский и голландский — в бумаж­но-целлюлозную и полиграфическую промышленность, американский — в текстильную.

Английский капитал занимал 2-е место по вложениям в экономику Латвии, уступая лишь германскому.

Финансовый капитал крупных зарубежных держав гос­подствовал в банках Прибалтики. Удельный вес капиталов банков США, Англии, Германии и других иностранных дер­жав составлял 60 процентов в сводном балансе всех част­ных банков Латвии.

Велика была и долговая зависимость от Запада прибал­тийских государств. В начале февраля 1923 года правите­льство Англии потребовало от Латвии возмещения расхо­дов на содержание ряда латышских воинских формирова­ний в Сибири в период колчаковщины, оплаты за содержание английских представителей в Латвии в 1919 году и платы за транспортировку латышей из Дальнего Востока и Архангельска в годы Гражданской войны. К это­му времени долговые обязательства Латвии перед Англией превысили 2 миллиона фунтов стерлингов и составляли около 70% всех внешних долгов Латвии. За американские продовольственные поставки в Латвию в годы войны рес­публика была должна США более 5 миллионов долларов.