Приевшаяся история
Шрифт:
Марийка прижалась к спине, крепко охватывая руками, но нас не успело утянуть в поток трансгрессии. Только внутренности неприятно подвело к кадыку. Она передумала. Развернула меня словно марионетку и затолкала игриво перед собой, указывая направление, к конгломерату домов. Действительно, опрометчиво было бы трансгрессировать при свидетелях. Мы были не в благословенной стране, где проживают одни лишь волшебники.
Трансгрессировав, мы очутились в чудесном месте. Значительно более узкая здесь река крутой петлей огибала коническую невысокую горку на одной стороне; на другой, более пологой, располагался крошечный городок. На некотором
Надо отдать должное, обещание Марийка выполнила. Здесь река, текущая по каменному серо-голубому руслу, отражающая чистое высокое небо и не загаженная цивилизацией, была того непередаваемого цвета, который без зазрения совести можно было величать Голубым.
К замку мы отправились пешком, сопровождаемые упоительным запахом цветущей сирени, сводящим с ума. Мысли были легки и воздушны, как цветущие вишни и яблони, стоявшие белыми облаками. Запретный лес показался погруженным в глубокий сон по сравнению с этим буйством весны. Каждой клеточкой тела я ощущал подтверждение правильности выбранного времени. Невозможно было унывать, когда солнце разливается под ногами реками одуванчиков. Дорога вела немного в горку, припекало. Наконец, перед нами выскочила, как черт из табакерки, традиционная табличка, запрещающая проход к руинам.
Вот как, значит, магглам виделся этот замок — небольшой серый кубик под черепичной крышей с одной квадратной башенкой, на зубцы которой аисты пристроили огромное гнездо. Сам по себе подобный знак говорил скорее о хорошей энергетике места. Показалось, что мы вообще могли обмануться.
— Постой, — я посмотрел как можно серьезней. — Мне надо кое-что проверить.
Слова с делом у меня не расходились. Я наскоро пробежался по ступенькам памяти, заглядывая за углы и закоулки, распахивая образовавшиеся ширмы и двери. Листал ее, словно каталог. Она не могла мне врать! Никакого замаскированного слоя, припорошенной наносными фактами подложки. Мадьярка помнила то, что помнила, а не то, что хотела. Она сама раскрывалась при каждом прикосновении, стараясь не замечать боли от столь быстрого и всеобъемлющего прочтения. Только цеплялась за руки, оставляя синяки.
Не покидая дебрей памяти, я отвлекся на странный звук, похожий на шумное прихлебывание горячего. До сознания дошло, что я натворил и насколько она мне доверяла. А ведь, казалось, наивно: я перестал ее калечить некоторое время назад. Нет, нехорошее это было место! Яркие, полные струйки крови стекали из носа, Марийка стоически подбирала их, втягивая и слизывая с губ.
— Что? Что там было? Опять что-то спрятано? — она благодарно улыбнулась помощи в остановке кровотечения.
— Чувствую себя отвратительным параноиком, садистом! Мне нет названия, кроме, может быть, того самого «верного».
— И хорошо, — внезапно заключила она, — не придется ломать комедию. Что ни делается, все к лучшему. Идем.
Подобравшись к самому дому, я применил чары обнаружения живого. Внутри оказался один человек. Немудрено: в какой-то момент, принявшие темную сторону даже в социуме остаются одиноки. А потом теряют и друзей, и почитателей, призывая их лишь в случае надобности. Причины искать общества становятся все бесчеловечней. Пропадают навыки нормального общения. Окружающим причиняются только моральные и физические страдания.
Марийка открыла узкие и высокие двустворчатые двери. Наши шаги гулко раздавались
В крошечной комнатке с бойницей окна сидел сгорбленный старец. Он смотрел в одну точку и не спешил реагировать на наше появление. Если бы я некоторое время не наблюдал в памяти любимой этого человека, то ни за что не узнал бы.
— Отец, что с тобой? — ни одна нота не дрогнула, плакать она не собиралась.
— Кто здесь? Подойди к свету! — попросил волшебник, близоруко щурясь.
По выражению его лица невозможно было понять, разглядел ли он гостью, что за чувства при этом возникли. Плачевная картинка…
— Я вернулась, отец, и я сделала то, о чем ты просил. Я привела его. Мы готовы выслушать тебя. Ради чего все затевалось?
— Теперь не знаю! — обрезал сурово мужчина. — Как видишь, я один. Я всегда был один… Никто так и не приблизился ко мне. Кажется, я где-то ошибся?
Он не казался таким уж уверенным в себе. Но и у нас не возникло безоговорочной уверенности в его безвредности. Морщины на челе безвременно постаревшего человека немного разошлись. Он казался почти безмятежным, говоря страшные слова:
— Вот если бы я мог взять немного твоих сил, дитя. Я бы вернул себе потерянное, а то мне и впрямь не о чем разговаривать с приведенным тобой уважаемым магом.
Он был отвратителен, извиваясь и юля, словно почувствовал свежую кровь. Мы играли с огнем. Беседа неумолимо скатывалась в русло мракобесия. Слова душили отзвуками былого.
Марийка бесстрашно подошла вплотную, заставив и меня сократить расстояние. Возможности для маневра таяли, как снег под полуденным солнцем. Бесстрашная воительница обняла бывшего человека. А мне становилась понятна суть его изменений. Не все крестражи одинаково полезны. Как и не все несчастные лишенцы обладают достаточной силой выдержать собственные калечащие эксперименты. Волдеморт в этом плане был непревзойденно силен. Мадьярского волшебника опрометчивый шаг убивал, погружая при жизни в непроницаемую тьму.
А раз речь шла о душе, то и средства у меня имелись. Ловкие пальцы женщины сверкнули тонкой серебристой лентой веревочки, сплетенной из шерсти единорога. Она накинула петлю на шею, а обняв, резко воссоединила руки обессилившего мага за спиной и несколько раз обернула, затянув замысловатый узел. Выучка никуда не делась.
Чуть раньше в бесконечных беседах было оговорено, что невербальной магии она обучилась именно у отчима, который привил ей навык прижимать щепоть ко лбу. Оба они не умели иначе. Мы нейтрализовали таким образом магические способности, рискуя только получить плевок в лицо или слепой выброс, на который всегда можно отреагировать щитом.
— Успокойтесь, не пытайтесь сопротивляться. Мы не причиним вам вреда.
Я старался говорить как можно убедительней, поднося флакон с зельем к его рту. В своих детищах я уверен. Пусть никогда не проводил экспериментов, предшествующих представлению широким массам и патентованию. Хватило нескольких капель для начала представления. Ужасно! Я ожидал. У этого человека был обрывок души. А предназначалось мое зелье для врачевания целых душ. Действие состава оказалось губительно и негативно. Муки, отражающиеся на телесной оболочке, были непревзойденными. Секунд через тридцать он упал замертво. Оставалось только найти и уничтожить крестраж обычным способом.