Приходите за счастьем вчера

Darena

– Она крайне избалованная женщина, – он переложил вес брюнетки на себя, – нафантазировавшая у себя железные яйца. Эл должен прекратить этому потакать, и твоя сестра станет домашней, как любая нормальная девушка. Поверь, ей же и будет легче от этого. Понимаешь? Только так и будет. Элайджа живой, он живой, осознание правдивости собственных слов прошило тело Кола новой дрожью, а вместе с ней и желанием разрядки, – и он сумеет справиться с ней.

– Он не может, если её любит. – Вдруг Елена поняла, что происходящее у них сейчас, слабо напоминает утешение. – Зачем? Кол, не надо. – Сообразив, что одна его ладонь настойчиво направляется ей под юбку, а другая лежит на груди, и вывернувшись, девушка поднялась и отступила к стене, замотав головой, – и Катерина. Моя Кет болеет. Нам нельзя.

– Кет спит и будет спать следующие пять часов, Дженна от неё ни на шаг не отходит, – он оперся о стену по бокам от Елены. – А ты мне нужна сейчас.

– Стефан, он сделал мне предложение,

с ним нельзя так поступить… Тогда с Меттом. – Мечась взглядом, чтобы не столкнуться с его, медленно скользящим по её шее и декольте, брюнетка сглотнула. – Тогда так ужасно получилось…

– Елена, если тебе предложение Стефана дороже моего покоя, уходи. – Кол убрал руки. – Ну, или можешь наплевать на то, что я тебе тогда наговорил, и обнять. Чего тебе хочется?

Она уставилась округлявшимися глазами на мужчину – небритость, мешки под глазами, морщинки у губ… Как это было не похоже на привычного самоуверенного и насмешливого красавчика Кола. Только вот беда – Матерью Терезой Елена вовсе себя не чувствовала – мужчина сильнее априори, она не даром считалась в семье принцессой – выросла в этом убеждении. Перед тем Колом она не могла устоять, а перед этим…

– Я тебе сейчас нужна.

– Да.

Перед этим тоже. Паузы не было, Елена сделала крошечный шаг вперёд и быстро, боясь саму себя, обхватила шею мужчины ладонями. Повторного согласия не потребовалось. Прелюдия у него заняла меньше минуты – расстегнуть платье сверху, поднять подол и избавить от белья, с минуту протянуло всё остальное, но зарывшись носом в волосы Елены и приходя в себя, Кол понял, что ему ещё не было ни в одной женщине теплее, чем в этой. Были всякие – красивые и средние, страстные и не слишком, нежные и грубые, самых разных мастей, но заставляющих задыхаться от восторга, желать ощущать рядом, когда гадко или радостно, нет. Чувство куда более сильное, чем любоваться Еленой со стороны, ощущая флёр влюблённости в прекрасную принцессу. И словно в подтверждение нежные ладошки заскользили по плечам, гладя плечи и шею, начали ерошить волосы, и в итоге брюнетка просто прижалась крепче, шепча на ухо что-то успокаивающее. Сев с ней на диван, Майклсон в изнеможении закрыл глаза – тело дрожало в разрядках физической и эмоциональной, выбросив последние остатки нервного напряжения этих безумных дней, пальцы уже не впивались, а ласково скользили по упругим изгибам груди, талии и бёдер, и не прошло и пары минут как утомлённый последней аффективной вспышкой, он заснул всё в том же положении. Посидев немного, Елена встала и прошла за салфетками у бойлера. Конечно, она не могла испытать никакого оргазма, наоборот это были скорее болезненные ощущения из-за её неподготовленности, несмотря на расслабленность, и спешки, с которой он едва ли не набросился на её тело, особенно сейчас, когда пришлось наклониться, чтобы вытереть липкую внутреннюю поверхность бёдер, но Пирс не жалела. Случилось и пусть – Кол стал для неё танцем, а в нём не обязательно нужно что-то определённое… Даже странно – без подобия физического удовольствия и быть всем довольной. Её немного тревожило, что Кол, всегда помнивший, что ничто не даёт гарантии, не отодвинулся в последний момент, как делал обычно за исключением ночи в Лондоне, но снова почувствовать его разрядку в себе было потрясающе. Забеременеть она в нынешнюю фазу цикла вряд ли могла, но Елена неожиданно поняла, что и наличие ребёнка её не смутит. Этот раз точно был последним, поэтому даже в таком крайнем случае ничего страшного не случится, и никто ничего не узнает. Да и не до них сейчас. Поцеловав спящего мужчину в нос и немного поправив его одежду, Пирс взглянула на часы. Прошло уже пятнадцать минут, как она ушла от Кет и, почувствовав, как сжимается сердце, поскорее застегнувшись, девушка побежала к сестре. Катерина спала всё в том же положении и, под острым взглядом тёти прикоснувшись губами ко лбу близняшки, Елена ощутила, как успокоилась. Как ни странно благодаря человеку, которого и не очень жаловала раньше. Каким бы ни был Элайджа, но именно здесь в больнице, часами наблюдая за Кет, Елена абсолютно приняла то, как необходим он сестре. И что бы ни случилось дальше, главное, что её зять живой, он сумеет вытянуть... Уставшие тело и разум требовали отдыха и, положив голову на кушетку, чувствуя, как Дженна перебирает волосы, Елена погрузилась в сон.

У каждого человек есть порог того, что он способен перемолоть, – так копится постепенно вода в стакане, чтобы однажды перелиться через край, – когда организм достигает этого края, дальше пытается просто сохранить себя и рассудок. Проходил один день, другой, третий, просыпаясь, женщина сухими глазами оглядывала свою палату, и задавала один и тот же вопрос. «Прилетел?» Потом перестала. Порог для Кетрин наступил в больничной палате на третий день, после слов Елены. Она не поверила сестре и не не поверила, поняла, что та сама ничего не знает, но это было уже неважно. Брюнетка по-прежнему продолжала просыпаться и на автомате интересоваться, где муж, получала укол снотворного… В этот раз она тоже проснулась и как обычно осмотрелась вокруг: стены, цветы, измученная спящая

в кресле Елена. Элайджи рядом с ней снова не было, не было дочки в животе и не стало веры в мужчину, который обещал оказаться рядом, когда будет плохо. Причины его отсутствия... Она любила Элайджу всей своей сутью безрассудно и естественно, как любят божество, но забыла о том, что они смертны – тревожилась из-за проблем с Толосом, – но смерти рядом не чувствовала. Теперь неожиданно выплыла из своих воздушных замков – с самого начала нельзя было надеяться ни на кого, кроме себя, а… Ну, и дура! Елены, без которой жизнь – не жизнь, более чем достаточно, так нет же, выдумала себе ещё и любовь.

Кетрин встала с постели, неслышно подошла к зеркальцу, одёрнула ворот хлопчатобумажной сорочки. Почему она оказалась неспособна родить им с Элайджей дочку? Она всегда считала своё тело красивым: пусть несовершенное по модельным меркам оно было от природы вполне сексуальным, жизнь в Индии окончательно убедила её в этом, – но в итоге оказалось просто уродливым. Для Элайджи оно только уродливая фикция. И теперь у неё нет Элайджи, и даже его ребенка она потеряла. Элайджи больше нет. Елена лжёт со страху, и все вокруг ей лгут... Палата качнулась. Теперь не было ничего. Кет захотелось разбить зеркало, она взяла какую-то продолговатую палочку, замахнулась на своё отражение, но поняла, что если сейчас ударит, дальше не остановится, пока не сойдёт с ума. Переборов себя и медленно положив палочку обратно, девушка вызвала медсестру. К радости врачей она начала не только нормально питаться, но и интересоваться деталями и причинами произошедшего. Не радовалась этим переменам только в противоположность Катерине, не проронившей ни слезинки, опухшая от слёз Елена, но до неё и её переживаний здесь не было дела никому, в том числе, не отходящим ни на шаг от Кет родным, которые в свою очередь были совершенно не нужны пытавшейся избавиться от их навязчивого внимания Кетрин. А Кол… Когда она после разговора с проснувшейся сестрой спросила, где же мистер Майклсон, ей ответили, что он давно улетел к семье.

Замерев перед палатой, Майклсон закрыл глаза, выдержав мгновение паузы и собираясь с силами.

– Катерина?

Кет лежала на постели, играя во что-то на планшете. Елена сидела на складном стульчике-креслице неподалёку, уставившись в окно: Кетрин отказывалась её замечать с того момент, как узнала о возвращении мужа живым и здоровым, и внутренне старшая сестра задыхалась от непонятной волны холодной ненависти, которую младшая чувствовала по отношению к ней. В чём виновата-то она, Елена? Обе синхронно вскинули головы при виде мужчины в дверном проёме, направившегося быстрым шагом к постели. Елена поднялась, кивнув.

– Я выйду.

Никак не отреагировав на невестку, Элайджа обхватил пальцами запястья Кетрин, вынимая из пальцев гаджет, и заглянул ей в лицо.

– Здравствуй.

– Я не родила её тебе.

Майклсон ожидал тысячи реакций, но не этих вялых слов суховатым тоном и спокойного взгляда.

– Катерина… – Он оцепенело прижал её к своему плечу, не зная, как сдержать впивающиеся иглами боль и жалость. И не знал, что сказать, ничего нужного не приходило в голову. – Я люблю тебя. Я не говорил раньше… Что бы с нами ни случилось, кошечка, я всегда буду тебя любить, как в тот день в Лондоне.

– Спасибо. – Она провела ладонью по его волосам, поражаясь тому, что её чувства сродни тем, которое испытывает человек к малознакомому приятелю, ни с того ни с сего решившему нарушить личное пространство. А слова, и вправду такие редкие из его уст, ничего не трогают в сердце. И это правильно. Или нет? На задворках сознания вспыхнули мутные воспоминания, в которых холодные глаза индианки, с равнодушием следили за корчащейся от боли подопечной... А после она сама стала на место жрицы и поняла, что недоумение – тоже слабость, но это хорошо. Это очень хорошо. – Я тоже… мне приятно слышать это.

– Подожди, – почувствовав, что она вовсе не хочет прижаться, более того – внутренне противится его прикосновениям, Элайджа пристально вгляделся в лицо, обняв его ладонями. Проходили секунды, уже минуты в тишине, она, наконец, не выдержала, отвела взгляд. – Всё теперь не так?

– Я не знаю. Я не сумела родить твоего ребёнка. Прости меня.

– Да плевать. Я прав? – Горечь в собственном голосе сама по себе была подтверждением, но Элайджа и его всё же услышал:

– Да. Нет, – плечи брюнетки опустились – сыграть роль страдающей и влюблённой женщины не удалось, – я не испытываю боли. Да и в целом тоже мне нормально, но правда жаль, что с ней так получилось. Прости меня.

Отстранившись, Кет поднялась с постели и прошла к окну, не в силах продолжать эту игру в гляделки. Элайджа тупо рассматривал вышивку наволочки, не понимая, что ему только что сказали.

– Я не мог приехать раньше…

– Не оправдывайся. Я знаю, что ты ни в чём передо мной не виноват, – она обхватила себя руками. Ему на мгновение показалось, что Катерина усмехается. Нет, предрассветный обман, девушка наконец набралась смелости обернуться, и Майклсон увидел, как от напряжения вздулась венка у неё на лбу. – Так бывает. Ты потерял ребёнка, друг в коме, сам едва выжил, а у меня даже нет сил тебя утешить.