Приходите за счастьем вчера

Darena

– Всё пройдёт рано или поздно. И ты выйдешь победителем.

– А всегда нужна только победа, моя кошечка? – насмешливо улыбнувшись, спросил он.

– Всегда нужно то, что ты сам считаешь победой, – Кет вновь устроилась у него под рукой, погладила по плечу и смежила веки. – А считать самому всегда нелегко. Спи сладко, мой котик.

Только крайняя измотанность обусловила его относительно небурное, сиплое «кто?» в сопровождении лёгкого шлепка по ягодицам женщины в ответ на такую наглость.

– Мой котик, – приторно-жеманно протянула Кет, а после засмеявшись и обхватив его плечи и голову руками, быстро чмокнула в нос.

Элайджа собрался отчитать зарвавшуюся брюнетку, но не успел –

провалился в глубокий сон, прежде, чем открыл рот. А когда он проснулся почти к обеду, впервые ощутив себя полностью восстановившимся после африканского турне, и увидел Катерину за ланчем, всё вернулось на круги своя, словно и не было прошлого вечера. Хотя каждый из них помнил, что он был, и для каждого что-то сдвинулось с мёртвой точки, но оба предпочли промолчать и не поднимать тему.

Ничего в их расписании принципиально не изменилось от бокала вина и танца, да и не могло – слишком мало, чтобы склеить разрушаемое так долго, – но Элайдже снова захотелось жить на полную катушку, а Кет вдруг внутренне успокоилась, и, как и прежде пересекаясь только в постели, они со страстью, не испытываемой ранее отдались каждый своим делам. И в этой увлечённости совсем не заметили, что впервые в их доме со времён приезда в него Катерины много лет назад напряжение начало уходить, и воцарилось хрупкое, не претендующее на сколько-нибудь продолжительный срок, но всё же умиротворение.

Канкун* – курорт в Мексике

Лубумбаши** – второй по величине город ДР Конго, крупный центр добычи меди

АК*** – здесь автомат Калашникова

“кровавыми алмазами” называют алмазы, добытые на территории ведения военных действий, деньги от продажи которых идут на финансирование повстанческого движения, оккупационной армии или деятельности полевых командиров.

Патрис Лумумба***** — конголезский политический деятель левонационалистического толка, первый премьер-министр Демократической Республики Конго после провозглашения её независимости в июне 1960, национальный герой Заира, поэт и один из символов борьбы народов Африки за независимость. Основатель (1958) и руководитель партии Национальное движение Конго.

====== Глава XXIII ( Часть V) ======

– Что это? – Елена посмотрела на футляры, выгруженные Колом из автомобиля, и перевела взгляд на трап.

– Я уже подумал, ты онемела от восторга, – ехидно заметил Майклсон. – Удочки.

С утра ей было предложено взять одежду для отдыха и купальник, и не став лезть в бутылку и задавать вопросов, она выписала из каталога нужные размеры и модели, оставила их Колу. Теперь вещи лежали в небольшом саквояже, а сама девушка шла по пирсу к яхте, но по-прежнему не проявляла интереса к происходящему, и вопрос об удочках был первым за весь день.

– Ясно.

– Ну, раз тебе всё ясно – добро пожаловать на борт, мисс. – Девушка недобро прищурилась при обращении как к незамужней девушке, однако Кол, проигнорировав испепеляющий взгляд, подхватил её под руку и шепнул: – Елена – и ещё одно, мои гости явно не из тех, кто проникнется печальной историей маленькой похищенной леди. Не те люди.

– Бандиты с большой дороги?

– Ни в коем случае. Сведущие личности их называют цивилизованными людьми с крокодиловой кожей.

– На ботинках и сумочках?

– Имеется ввиду не милое брюшко, а верхняя часть. Хотя в мире бытует теория, что клетки ящерицы в дохлом состоянии делятся и в итоге заменяют свои, родные для носителя аксессуаров, я в неё слабо верю.

– Хм?

– Рога, копыта и хвост мешают.

Скосив взгляд на его мокасины из вышеупомянутого крокодила, Елена тяжело вздохнула и начала осматриваться по сторонам.

Во вкусе к жизни

Колу было трудно отказать – даже то место, где яхта стояла на якоре, было красивым. Точнее безупречно красивым с высокими деревьями, росшими едва ли не у кромки обрывистого берега, тёмной, плещущей водой и закатом. Сердце заката – катившееся вниз по небосводу алое колесо солнца, – сколько хватало глаз расплёскивало венами-лучами густую киноварь, а опрокинутое в пульсирующее море отражение, мешая красный оттенок с зелёным, золотило морскую пену и добавляло новые искры в картину мира. Белоснежная яхта на ней казалась болезненно-изящным, однако отнюдь не представительным или роскошным осколком цивилизации, и в медленно сгущающихся сумерках это яркое, светлое пятно, потерянное среди бесконечного красного, затмевало всё остальное и невольно притягивало взгляд Елены.

Но так было ровно до того момента, как поднявшись на яхту вверх по лестнице, опершись о бортик и тем исключив присутствие чужеродной белизны в окружавшем пейзаже, можно было абсолютно отдаться созерцанию донельзя насыщенных природных красок.

Елена качнулась с пятки на носок, скосила взгляд на сопровождавшего её мужчину, повязывавшего куртку от ветра на шее, почувствовала, как уже привычно ускорило ритм её сердце. Она давно знала, что по-прежнему влюблена в него, а заодно и в это место без малейшего пафоса или претензий на аристократизм, просачивавшиеся с картинных поместий, расположенных на Золотом берегу Лонг-Айленд, где она бывала с отцом на вечеринках у нью-йоркских миллионеров. Здесь, как и в доме отнюдь не таком роскошном как то поместье, в котором жила Кет в Бразилии, отдыхало не только тело, но и сердце от всего лишнего и призванного соответствовать моде или нравиться.

Нравиться другим людям – на качество, вымуштрованное в ней, а после доведённое до небывалых высот, у Елены было особое, инстинктивное чутьё по принципу свой-чужой. В глубине души она подозревала, что именно отсутствие у Кола желания понравиться всем сразу, и её собственная жажда хотя бы прикоснуться к его свободе, изначально как на верёвке потянули её к этому человеку. Завидовала ли она? Точно нет. Елена не могла объяснить логически почему так, но то, что Кол был мужчиной, и также потому что Елена каким-то низменным, жестоким инстинктом знала, что пока Кол её хочет, – как бы она ни напоминала себе о Стефане, желание Кола, особенно отчётливо вспыхивавшее в глазах во время её танцев (как же она была счастлива, что умела так танцевать!), грело её сердце, – его слабость к ней одной, лишали её изначальной зависти к его возможностям, которая порой терзала её по отношению к другим более успешным и активным женщинам, в том числе сестре. Но, разумеется, Елена никогда бы в этом никому не призналась – со стороны выглядело унизительным. Выглядело со стороны чужаку, но не являлось таковым для неё.

И всё же ключевым словом здесь было – “пока”. Пока она молода, красива, пока может танцевать… А что дальше? Разум твердил, что дальше не нужно надеяться на то, что ей нужно от жизни, но искушение, особенно теперь, на острове, было велико, и Елена всё чаще фантазировала себе другую реальность – в ней было место и Колу, и их общим детям, и любви – в мечтах даже было неважно, счастливой она получалась в итоге, или нет. Потом девушка возвращалась в действительность и понимала, что недалеко ушла от сестры. Именно пример Кетрин, которая как-то умудрялась несмотря на развод держать на поводке похоти Элайджу так долго, останавливал от опрометчивого шага воплотить свои фантазии в реальность. Просто чувство самосохранения, а, увы, не порядочность, как Елене искренне казалось – Кол вряд ли мог сделать более успешный ход, чем разорвать связь Елены и Кетрин в настоящем, хотя и не подозревал этого, полагая своим главным врагом Сальваторе.