Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
Шрифт:
— Какъ я имю духу, милордъ? сказалъ Филиппъ всё очень кротко.
— Да! Туисденъ былъ здсь вчера и разсказалъ мн коё-что хорошее про васъ.
Филиппъ покраснлъ; онъ зналъ въ чомъ состояли эти извстія.
— Туисденъ говоритъ, что теперь, когда вы сдлались нищимъ, когда вамъ осталось только разбивать камни на мостовой — вы поступили какъ сумасбродъ и дуракъ — помолвили такую же нищую, какъ вы!
Бдный Филиппъ изъ краснаго сдлался блднымъ и проговорилъ медленно:
— Извините, милордъ, вы сказали…
— Я сказалъ, что вы дуракъ, сэръ! заревлъ старикъ:- разв вы не слышите?
— Я кажется членъ вашей фамиліи, милордъ, отвчалъ Филиппъ, вставая.
Въ ссор онъ иногда выходилъ имъ себя и высказывалъ всё, что думалъ, или иногда — и тогда
— Какой-нибудь авантюристъ, думая, что вы получите денегъ отъ меня, подцпилъ васъ для своей дочери — такъ ли?
— Я помолвилъ молодую двушку и я бдне её, сказалъ Филиппъ.
— Она думаетъ, что вы получите денегъ отъ меня, продолжалъ его сіятельство.
— Она думаетъ? а я не думалъ никогда, отвчалъ Филиппъ.
— И eй-богу не получите, если не выкинете этого вздора изъ головы.
— Я не выкину её изъ головы и обойдусь безъ вашихъ денегъ, сказалъ очень смло мистеръ Фирминъ.
— Отправляйтесь въ тартарары! закричалъ старикъ.
Филиппъ сказалъ намъ, что онъ отвчалъ: «Seniores priores, милордъ» и ушолъ.
— Итакъ вы видите, что если онъ хотлъ оставить мн что-нибудь, то надежда теперь исчезла, и славно же я обдлалъ мои дла!
И я послалъ его туда! Мой добрый Филиппъ не только не выговаривалъ мн за это, но принялъ всю вину на себя,
— Съ тхъ поръ, какъ я помолвленъ, сказалъ онъ: — я сдлался ужасно скупъ и почти сталъ такой же скряга насчотъ денегъ, какъ эти Туисдены. Я раболпствовалъ передъ этимъ старикомъ, я ползалъ у его больной ноги, Я готовъ ползти отсюда до сент-джэмскаго дворца, чтобы достать денегъ для моей маленькой Шарлотты.
Филиппъ раболпствовалъ и ползалъ! Если бы ни у кого не было спины такой гибкой, какъ у него, низкопоклонство сдлалось бы погибшимъ искусствомъ, какъ придворный минуэтъ. Но не бойтесь! Спины людскія созданы на то, чтобы сгибаться, и порода паразитовъ еще довольно въ слав.
Когда нашъ другъ сказалъ намъ, какъ кратко началось и кончилось его свиданіе съ лордомъ Рингудомъ, кажется, тмъ, кто совтовалъ Филиппу навстить его дда, сдлалось нсколько стыдно совта, который дали они. Мы достаточно знали нашего друга, чтобы знать также, какъ опасно было отправлять его кланяться въ передней лордовъ. Не способны ли его руки разбить какой-нибудь фарфоръ, а ноги — наступить и разорвать какой-нибудь дамскій шлейфъ? Итакъ вмсто пользы мы заставили его поссориться съ его патрономъ. Лордъ Рингудъ признался, что онъ хотлъ оставить Филиппу денегъ, а мы, отправивъ бднаго молодого человка къ больному старику, возбудили ссору между родственниками, которые разстались съ взаимными угрозами и гнвомъ.
— О Боже! стоналъ я въ супружескомъ совщаніи: — отправимъ его отсюда. Теперь ему остаётся только дать пощочину Мёгфорду, сказать мистриссъ Мёгфордъ, что она пошлая и скучная женщина.
Онъ съ нетерпніемъ желалъ воротиться къ своей возлюбленной въ Парижъ. Мы не удерживали его. Боясь еще какого-нибудь приключенія, мы даже желали, чтобы онъ ухалъ скоре. Въ уныломъ и грустномъ расположеніи духа проводилъ я его на булонской пароходъ. Онъ взялъ второе мсто и мужественно простился съ нами. Ночь была бурная; на палуб мокро и сыро; пассажировъ множество, а Филиппъ былъ между ними въ тонкомъ плащ; втеръ разввалъ его рыжіе волосы и бороду. Я теперь вижу этотъ пароходъ; я оставилъ его съ сокрушеніемъ и стыдомъ. Зачмъ я посылалъ Филиппа къ этому свирпому старику? Зачмъ принудилъ его къ этому покорному поступку? Грубость лорда Рингуда была всмъ извстна: это былъ злой, развратный циникъ, а мы отправили Филиппа кланяться и льстить ему! Ахъ mea culpa, mea culpa! Втеръ дулъ свирпо въ эту ночь, и когда я думалъ, какъ бднаго Филиппа качаетъ въ холодной второй кают, я безпокойно вертлся на своей постели.
Я зашолъ черезъ день въ Бэйскій клубъ и встртился тамъ съ обоими Туисденами. Отецъ цплялся за пуговицу одного важнаго человка; когда я вошолъ, сынъ пріхалъ въ клубъ въ кабріолет капитана Улькома и вмст съ этимъ знаменитымъ мулатомъ. Они посмотрли на меня какимъ-то особеннымъ образомъ —
— Откажитесь и прізжайте ко мн, я слышалъ, какъ сказалъ великодушный Туисденъ: — я жду Рингуда и еще кое-кого.
При этомъ предложеніи лордъ Лепель съ трепетомъ пробормоталъ, что онъ не можетъ отказаться отъ даннаго слова и убжалъ изъ клуба.
Обды Туисдена — вжливому читателю уже было о томъ сообщено — были замчательны: онъ постоянно хвастался, что у него обдаетъ лордъ Рингудъ. Такъ случилось, что въ этотъ самый вечеръ, лордъ Рингудъ, съ тремя своими льстецами, обдалъ въ Бэйскомъ клуб, ршившись посмотрть пантомиму, въ которой играла очень хорошенькая молоденькая Коломбина, и кто-то шутя сказалъ его сіятельству:
— Вдь вы обдаете у Тальбота Туксдена. Онъ сейчасъ сказалъ что ждётъ васъ.
— Онъ сказалъ? спросилъ его сіятельство. — Такъ, стало быть, Тальтобъ Туисденъ совралъ!
И маленькій Томъ Ивисъ, разсказывавшій мн объ этомъ вспомнилъ эти замчательныя слова, потому-что почти немедленно случилось одно обстоятельство.
Черезъ нсколько дней посл отъзда Филиппа, нашъ другъ, маленькая Сестрица пришла къ намъ, когда мы сидли за утреннимъ чаемъ, и ея доброе личико выражало большое волненіе и грусть. Она объяснила намъ причины этой грусти, какъ только наши дти ушли въ классную. Между друзьями мистриссъ Брандонъ и постоянными собесдниками ея отца былъ достойный мистеръ Ридли, отецъ знаменитаго живописца, который быль слишкомъ благороденъ, чтобы стыдиться своего смиреннаго происхожденія съ отцовской стороны. Отношенія отца и сына не могли быть очень тсны и коротки, особенно такъ, какъ въ дтств молодого Ридли отецъ его, ничего не понимавшій въ изящныхъ искусствахъ, считалъ мальчика болзненнымъ, полоумнымъ ребёнкомъ, который долженъ былъ сдлаться родителямъ въ тягость. Но когда Джонъ Джэмсъ Ридли началъ достигать знаменитости въ своей профессіи, глаза отца раскрылись, вмсто презрнія, онъ началъ глядть на своего сына съ искреннимъ, наивнымъ восторгомъ и часто со слезами разсказывалъ, съ какою гордостью и съ какимъ удовольствіемъ служилъ онъ Джону Джэмсу въ тотъ день, когда онъ обдалъ у его господина, лорда Тодмордена, Ридли старшій теперь чувствовалъ, что онъ былъ жестокъ и несправедливъ къ своему сыну въ его дтств, я съ весьма трогательнымъ смиреніемъ старикъ сознавался въ своей прежней несправедливости и старался загладить её уваженіемъ и любовью.
Хотя нжность къ сыну и удовольствіе, которое онъ находилъ въ обществ капитана Ганна, часто привлекали мастера Ридли въ Торнгофскую улицу и въ клубъ Адмирала Бинга, гд они оба были главными членами, Ридли старшій принадлежалъ къ другимъ клубамъ, гд буфетчикъ лорда Тодмордена пользовался обществомъ буфетчиковъ другихъ вельможъ; и мн сказали, что въ этихъ клубахъ Ридли называли «Тодморденомъ» долго посл того, какъ его отношенія съ этому почтенному вельмож превратились.
Въ одномъ изъ этихъ клубовъ буфетчика лорда Тодмордена постоянно встрчался съ буфетчикомъ лорда Рингуда, когда ихъ сіятельства находились въ Лондон. Эти джентльмены уважали другъ друга, и когда встрчались, сообщали одинъ другому своё мнніе объ обществ и о характер благородныхъ особъ которымъ они служили. Рёджъ зналъ всё о длахъ Филиппа Фирмина, побгъ доктора, великодушный поступокъ Филиппа. И Рёджъ сравнивалъ благородное поведеніе молодого человка съ поведеніемъ нкоторыхъ подлипалъ, которыхъ онъ не хотлъ тогда назвать, но которые всегда говорили дурно о бдномъ молодомъ человк заглаза и ползали передъ милордомъ, а ужь другихъ такихъ низкихъ обманщиковъ найти мудрено. Конечно, о вкусахъ спорить нельзя, но онъ, Рёджъ, не выдалъ бы свою дочь за негра.