Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Теккерей Уильям Мейкпис

Въ тотъ день, когда мистеръ Фирминъ ходилъ къ лорду Рингуду, былъ одинъ изъ самыхъ худшихъ дней милорда, когда приближаться къ нему было почти также опасно, какъ къ бенгальскому тигру.

— Когда у него припадокъ подагры, его сіятельство проклинаетъ и ругаетъ всхъ, замчалъ Рёджъ;- всхъ, даже пасторовъ и дамъ — ему всё равно. Въ тотъ самый день, когда былъ мистеръ Фирминъ, милордъ сказалъ мистеру Туисдену:

«— Вонъ отсюда! Не смйте приходить сюда затмъ, чтобы клеветать и чернить этого бднягу». И Туисденъ ушолъ, поджавъ хвостъ, и говорилъ мн:

«— Рёджъ, милордъ необыкновенно нехорошъ сегодня.

Ну, не больше какъ черезъ часъ является бдный Филиппъ, и милордъ только-что выслушавшій отъ Туисдена объ этой молодой двиц, напустился на бднаго молодого человка и разругалъ его хуже чмъ Туисдена. Но мистеръ Фирминъ не изъ такихъ; онъ не позволитъ никому бранить себя, и врно отплатилъ милорду тмъ же, потому-что я собственными ушами слышалъ какъ страшно милордъ ругалъ его. Когда у милорда припадокъ подагры, онъ просто страшенъ, говорю я вамъ. Но у насъ на Рождество гости приглашены въ Унигэтъ, и мы должны быть тамъ. Онъ вчера принялъ лекарство и сегодня такъ ругается и бсится на всхъ, словно у него блая горячка. А когда мистеръ и мистриссъ Туисденъ пріхали въ этотъ день (если вы выгоните этого человка въ дверь, онъ наврно спустится въ трубу) — онъ не захотлъ ихъ видть. А мн закричалъ:

«— Если придётъ Фирминъ, швырни его съ лстницы — слышишь?» но ругается и клянётся, что никогда больше не пустить его къ себ на глаза. Но это еще не всё, Ридли. Онъ послалъ за Брадгэтомъ, своимъ стряпчимъ, въ этотъ же самый день. Взялъ назадъ своё завщаніе, на которомъ я самъ подписывался свидтелемъ — я и Уилькоксь, хозяинъ гостинницы — и я знаю, что онъ отказалъ что-то Фирмину. Помяните мои слово: онъ хочетъ сдлать что-нибудь нехорошее этому бдному молодому человку.

Мистеръ Ридли пересказалъ подробно весь этотъ разговоръ своей пріятельниц, мистриссъ Брандонъ, зная, какое участіе принимала она въ этомъ молодомъ джентльмэн; и съ этими непріятными извстіями мистриссъ Брандонъ пришла посовтоваться съ тми, кто — какъ говорила добрая сидлка — были лучшими друзьями Филиппа на свт. Мы желали бы утшить Сестрицу, но всмъ было извстно, какой человкъ былъ лордъ Рингудъ, какъ онъ былъ самовластенъ, какъ мстителенъ, какъ жестокъ.

Я зналъ мистера Брадгэта, стряпчаго, съ которымъ у меня были дла; я и пошолъ къ нему боле затмъ, чтобы говорить и длахъ Филиппа, чмъ о своихъ. Но Брадгэтъ увидалъ значеніе моихъ вопросовъ и отказался отвчать на нихъ.

— Мы съ моимъ кліентомъ не закадычные друзья, сказалъ Брадгэта: — но я обязанъ оставаться его стряпчимъ и не долженъ говорить вамъ, находится ли имя мистера Фирмина въ завщаніи его сіятельства или нтъ. И какъ могу я это знать? Онъ можетъ измнить своё завщаніе, можетъ оставить Фирмину деньги, можетъ и не оставить. Я надюсь, что молодой Фирминъ не разсчитываетъ на наслдство, а если разсчитываетъ, онъ можетъ обмануться. Я знаю десятки людей, которые имютъ разныя надежды и не получатъ ничего.

Вотъ весь отвтъ, какого я могъ добиться отъ стряпчаго,

Я пересказалъ это моей жен. Разумется, каждый послушный мужъ разсказываетъ всё послушной жен. Но хотя Брадгэтъ обезкуражилъ насъ, всё-таки у насъ оставалась надежда, что старый вельможа обезпечитъ нашего друга, потомъ Филиппъ женится на Шарлотт, потомъ онъ всё боле и боле будетъ заработывать въ своей газет, потомъ онъ будетъ счастливъ навсегда. Жена моя считала яйца

не только прежде чмъ они были высижены, но даже прежде, чмъ она были снесены. Никогда не видалъ ни въ чьёмъ характер такого упорнаго упованія. Я съ другой стороны смотрю на вещи, съ раціональной и унылой точки зрнія; а если дло кончится лучше, чмъ я ожидалъ, я любезно сознаюсь, что я ошибся.

Но насталъ день, когда мистеръ Брадгэтъ не считалъ уже себя обязаннымъ хранить молчаніе о намреніяхъ своего благороднаго кліента. Это было за два дня до Рождества, и я, по обыкновенію, зашолъ посл полудня въ клубъ. Между постителями происходило нкоторое волненіе. Тальботъ Туисденъ всегда приходилъ въ клубъ десять минутъ пятого и спрашивалъ вечернюю газету такимъ тономъ, какъ-будто содержаніе ея было для него чрезвычайно важно. Возьмётъ, бывало, за пуговицу своихъ знакомыхъ и разсуждаетъ съ ними о передовой стать этой газеты съ изумительный серьёзностью. Въ этотъ день они пришолъ въ клубъ десятью минутами позже обыкновеннаго. Вечернюю газету читали другіе. Лампы на стол освщали головы плешивыя, сдыя, въ парикахъ. Въ комнат слышался говоръ:

— Скоропостижно.

— Подагра въ желудк.

— Обдалъ здсь только четыре дня тому назадъ.

— Казался совсмъ здоровъ.

— Совсмъ здоровъ? Нтъ! Я никогда не видалъ человка боле болзненной наружности.

— Жолтъ какъ гинея.

— Не могъ сть,

— Ругалъ слугъ и Тома Ивиса, который обдалъ съ нимъ.

— Семьдесятъ-шесть лта.

— Родился въ одномъ году съ герцогомъ йоркскимъ.

— Сорокъ тысячъ годового дохода.

— Сорокъ? Пятьдесятъ-восемь тысячъ, говорю я вамъ, Онъ всегда быль экономенъ.

— Титулъ переходитъ къ его кузену, сэру Джону Рингуду; онъ не здшній членъ, онъ членъ Будля.

— Не графство, а баронство.

— Они ненавидли другъ друга. У старика былъ бшеный характеръ.

— Желательно бы знать, оставилъ ли онъ что-нибудь старому Туис…

Тутъ вошолъ Тальботъ.

— А, полковникъ! какъ поживаете? Что новаго? Запоздалъ въ моей контор, сводилъ счоты. ду завтра въ Уипгэмъ провести Рождество у дяди моей жены, Ригнуда — знаете? Я всегда зжу на Рождество въ Уипгэмъ. Онъ держитъ для васъ фазановъ. Я уже плохой охотникъ теперь!

Пока хвастунъ предавался своей напыщенной болтовн, онъ не примчалъ значительныхъ взглядовъ, устремленныхъ на него, а если и примчалъ, то можетъ быть ему было пріятно возбуждаемое имъ вниманіе. Въ этомъ клуб давно раздавались разсказы Туисдена о Рингуд, о фазанахъ, о томъ, что онъ уже плохой охотникъ, и о сумм, которую его семейство получитъ посл смерти ихъ благороднаго родственника.

— Мн кажется, я слышалъ отъ васъ, что сэръ Джонъ Рингудъ наслдникъ вашего родственника? спросилъ мистеръ Гукгэмъ.

— Да, баронство — только баронство. Графство принадлежитъ только милорду и его прямымъ наслдникамъ. Почему бы ему опять не жениться? Я часто ему говорю: «Рингудъ, зачмъ вы не женитесь, хоть бы только для того, чтобы надуть этого вига, сэра Джона. Вы свжи и здоровы, Рингудъ. Вы можете еще прожить двадцать лтъ, даже двадцать-пять. Если вы оставите вашей племяниц и ея дтямъ что-нибудь, мы не спшимъ получатъ наслдство, говорю я. — Зачмъ вы не женитесь?

— Ахъ, Туисденъ! ему уже нельзя жениться, сказалъ плачевно мистеръ Гукгэмъ.