Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
Шрифт:
И я не намренъ заниматься непріятными длами боле чмъ сострадательный и проворный операторъ, которому я осмлился уподобить себя. Если у моей хорошенькой Шарлотты надо выдернуть зубъ, онъ будетъ выдернутъ чрезвычайно осторожно. Что касается до рыжебородой челюсти Филиппа, я не прочь, чтобы Филиппъ немножко разревлся. Однако эти раны остаются на всю жизнь. Мы вс страдали, весьма вроятно, что вы, моя милая юная миссъ, или мой милый юноша, читающіе эту скромную страницу, будете также страдать въ своё время. Вы не умрёте отъ операціи, но она мучительна, и много лтъ спустя, когда рана разболится, печальная трагедія опять разыграется.
Филиппъ любилъ, чтобы его возлюбленная вызжала, танцовала смялась,
Шарлотта болтала обо всёмъ Филиппу, а Филиппъ хохоталъ во всё горло. Какъ могъ человкъ недавно разорившійся, человкъ, только-что обманувшійся въ ожиданіи на счотъ полученія наслдства отъ своего родственника-графа, человкъ, у котораго сапоги въ такомъ плачевномъ состояніи, какъ могъ онъ такъ смяться и быть такъ веселъ? Какъ сметъ такой дерзкій нищій, какъ Рингудъ Туисденъ, назвалъ своего кузена, быть счастливымъ! Дло въ томъ, но этотъ смхъ, какъ пощёчина, заставилъ щоки этихъ трёхъ Туисденовъ покраснть. Весёлость Филиппа прогоняла тучи съ нжнаго личика Шарлотты. Сомннія, заставлявшія биться ея сердце, исчезали. Шарлотта лицемрила, что случается иногда со всми добрыми женщинами. У ней были огорченія, она скрывала ихъ отъ Филиппа. Ея сомннія и опасенія исчезали, когда она глядла въ его честные голубые глаза. Она не говорила ему о тхъ мучительныхъ ночахъ, когда ея глаза бывали заплаканы и безсонны. Старуха въ блой кофт, въ ночномъ чепчик приходила по ночамъ въ ея кровати и своимъ угрюмымъ голосомъ лаяла противъ Филиппа. Костлявый палецъ этой старухи указывалъ на вс недостатки Филиппа. Она вздёргивала носъ, говоря о трубк бднаго молодого человка, его трубк, его собесдниц и утшительниц, когда его возлюбленной не было съ нимъ. Старуха разсуждала о вчерашнихъ кавалерахъ, объ очевидномъ вниманіи мущинъ, о вжливости ихъ и благородномъ обращеніи.
А когда кончалась ночная битва и мать Шарлотты оставляли въ поко бдную двушку, иногда баронесса С*, сидвшая за своими книгами и счотами и не спавшая отъ своихъ собственныхъ заботъ, прокрадывалась къ Шарлотт утшать её и приносила ей какую-нибудь тизану превосходную для нервовъ, и говорила съ нею о…о томъ, что Шарлотта любила слушать боле всего. И хотя С* бывала вжлива къ мистриссь Бэйнисъ утромъ, какъ ей предписывалъ долгъ, она признавалась, что часто чувствовала желаніе задушить генеральшу за ея поведеніе съ этимъ ангельчикомъ, ея дочерью; и всё только потому, что отъ мосьё Филиппа пахнетъ трубкой.
— Какъ! семейство, обязанное вамъ насущнымъ хлбомъ, бросаетъ васъ изъ-за трубки! Трусы! трусы! Дочь солдата этого не боится! Послушайте, мосьё Филиппъ, сказала баронесса нашему другу. Когда дла дошли до крайности:- знаете, что я сдлала бы на вашемъ мст? Французу я этого не сказала бы — это разумется само собой — но въ Англіи иначе длаются эти вещи. У меня нтъ денегъ, но у меня есть кашмировая шаль. Возьмите её; и будь я на вашемъ мст, я сдлала бы маленькую поздку въ Гретна-Гринъ.
Теперь, если вамъ угодно, мы оставимъ Элисейскія Поля, проберёмся въ предмстье Сент-Онарэ и войдёмъ въ ворота дома занимаемаго англійскимъ посольствомъ прямо, въ канцелярію. Тамъ мы найдёмъ мистера Моткома, мистера Лаундиса, мистера Гакина и нашего пріятеля Уальсингэма Рели, сидящихъ за своими стаканами среди значительныхъ клубовъ дыма. Верхомъ на своёмъ стул, какъ на лошади, сидитъ юный ирландецъ О'Руркъ. Нкоторые изъ этихъ джентльмэновъ списываютъ крупнымъ почеркомъ депеши на почтовой бумаг. Но работа, кажется, не весьма спшная, разговоръ продолжается.
— Кто давалъ?
— Разумется, мулатъ. Мы не можемъ тягаться съ такимъ туго набитымъ кошелькомъ. Посмотрли бы вы, какъ онъ гримасничалъ, когда подали счотъ. Тридцать франковъ за бутылку рейнвейна. Онъ почти пожелтлъ, когда прочолъ итогъ. Онъ рано отослалъ жену. Какъ долго эта двушка таскалась по Лондону и, какъ подумаешь, что она подцпила миліонера наконецъ! Отелло страшно скупъ и дьявольски ревнуетъ свою нему.
— Какъ зовутъ этого маленькаго человчка, который тамъ напился и началъ плакать о старик Рингуд?
— Туисденъ, братъ жены. Разв вы не знаете обманщика Туисдена, отца? Юноша еще непріятне родителя.
— Преотвратительная скотина! Непремнно хотлъ хать въ Ламоаньону, гд были танцы и ласнкнэ. Зачмъ вы не были, Гели?
Мистеръ Гели. — Я терпть этого не могу. Эти размазанныя старыя актрисы противны мн. Какая мн польза выигрывать деньги у Моткома, у котораго ихъ нтъ? Не-уже-ли, вы думаете, мн пріятно танцовать съ старой Кародаль? Она напоминаетъ мн мою бабушку, только она старше. Я удивляюсь, какъ вы можете тамъ бывать!
О'Руркь. — Тамъ была Серизетта. Вотъ ужь вы не видали никогда…
Мистеръ Гели. — Шарлотта, Шарлотта, о!..
Мистеръ Лаундисъ. — Это та двушка, которую онъ встрчаетъ на вечерахъ, гд онъ бываетъ для того, чтобы имъ восхищались.
Мистеръ Гели. — Лучше пить чай, чмъ такъ, какъ вы, туманить свою голову плохимъ шампанскимъ. Лучше смотрть, слушать, видть и танцовать съ скромною двушкой, чмъ таскаться по тавернамъ съ нарумяненными старыми вдьмами, какъ эта Серизетта, у которой лицо какъ печоное яблоко. О! Шарлотта! Шарлотта!..
Мистеръ Лаундисъ. — Гели бредитъ этой двушкой, у которой такая противная мать въ жолтомъ плать и старикъ отецъ — добрый, старый воинъ въ поношеномъ старомъ сюртук — которая была на прошломъ бал?
Мистеръ Моткомъ. — Гели точно также съ ума сходилъ отъ датчанки. Знаете, Гели, вы сочинили для нея столько стиховъ и писали домой къ матери, просила у ней позволенія жениться!
О'Руркъ. — Я думаю, что онъ довольно великъ, чтобы жениться одному безъ позволенія — только за него никто нейдётъ, потому что онъ такой безобразный.
Мистеръ Гели. — Очень хорошо, О'Руркъ. Очень мило и хорошо. Вы забавляете общество анекдотами. Угодно вамъ продолжатъ?
Голосъ за дверьми. — Доложите: мосьё Рингудъ Туисденъ, силь-ву-пле!
Слуга. — Мосьё Туисденъ.
Мистеръ Туисденъ. — Мистеръ Лаундисъ, какъ вы поживаете?
Мистеръ Гели. — Лаундисъ необыкновенно блистателенъ сегодня.
Мистеръ Туисденъ. — Не утомился посл вчерашняго? А вы курите? Благодарю. Я курю рдко; но если вы тамъ добры — какъ необыкновенно хороша мадамъ Серизетта! Этотъ табакъ немножко крпокъ, а я немножко разстроенъ сегодня, Кстати, кто этотъ Бутцовъ, который игралъ съ нами въ ланскнэ? Онъ изъ лифляндскихъ или гессенскихъ Бутцововъ. Я помню, что я встрчалъ князя Бутцова у дяди моей матери, лорда Рингуда. Вы его знали?
Мистеръ Лаундисъ. — Обдалъ съ нимъ три мсяца тому назадъ у Trois Fr`eres.
Мистеръ Туисденъ. — А бывали въ Уипгэм? Я воспитывался тамъ. Говорили, что я буду его наслдникомъ. Онъ очень меня любилъ. Онъ былъ мой крёстный отецъ. Уипгэмъ, мистеръ Лаундисъ, лучшее мсто въ Англіи, кром Частуорта и тому подобнаго. Его выстроилъ мой ддъ — то-есть я хочу сказать, мой праддъ, потому что я вдь изъ Рингудской фамиліи. Мать моя была родной племянницей лорда Рингуда. Мой ддъ былъ его роднымъ братомъ, а я…