Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]
Шрифт:
— А вы не подумали, когда я её целовал, что это ей доставляет большое удовольствие?
— Я… я?.. Нет, по правде сказать… не подумал.
Том опять посмотрел на всех и, обратившись ко мне, спросил:
— Ну, а ты, Том, разве ты не думал, что тётя Салли раскроет свои объятья и радостно вскрикнет: «Сид Сойер!»?
— Господи боже мой! Сид! — воскликнула она, бросаясь к нему. — Ах ты, бессовестный плут! Ну можно ли так морочить свою старую тётку!
С этими словами она старалась обнять и поцеловать его, но он отстранял её, приговаривая:
— Нет, нет, теперь я сам не хочу, покуда вы не попросите у меня позволения.
Но
Когда она немного успокоилась, она сказала:
— Вот неожиданность какая! Мы ждали одного Тома. Да и сестрица Полли писала только о нём. Каким же образом, Сид, ты очутился здесь?
— Да, действительно речь всё время шла у нас только о Томе, но я так просил, так приставал, что уже в самую последнюю минуту она отпустила и меня. А на пароходе мы с Томом придумали устроить вам сюрприз. Раньше должен был приехать он, а через полчаса я. Мы решили сделать вид, что мы чужие — и вам и друг другу. Но в этом доме чужих не очень-то хорошо принимают.
— Для дерзких мальчишек здесь, конечно, нет места, Сид. Тебя ещё следовало бы за уши выдрать. В жизни своей я не была до такой степени возмущена! Но я рада и счастлива видеть вас, обоих шалунов, у себя. Признаюсь, я совсем ошалела, когда ты чмокнул меня ни с того ни с сего.
Обедали мы на воздухе — в открытой галлерее между домом и кухней. На столе было столько еды и напитков, что хватило бы на семь таких семейств, и всё свежее, горячее, не то что наша жёсткая говядина, похожая на старую подошву. Долго-долго читал дядя Сайлас молитву, но всё же кушанье не успело простыть, как это часто бывает.
После обеда снова пошли разговоры. Мы с Томом были всё время настороже. О беглом негре никто не обмолвился ни единым словом, а мы боялись выведывать, чтобы не попасться впросак.
Мы сгорали от нетерпения остаться вдвоём и вдоволь наговориться друг с другом. Хозяевам мы заявили, что очень устали с дороги, чему эти простодушные люди охотно поверили. Пожелав нам от души покойной ночи, они отпустили нас в нашу комнату, где нам была приготовлена мягкая и чистая постель.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Сарайчик возле прачечной. — «Это слишком просто!» — Ведьмы.
Но мы и не думали спать.
Добравшись до нашей постели, мы уселись на неё с ногами и начали рассказывать друг другу свои приключения. Переговорив обо всём, Том сказал:
— Послушай, Гек, какие же мы с тобой дураки! Ручаюсь головой, что я знаю, где скрывается Джим.
— Неужели? Где же?
— Ну конечно, он должен быть в том сарайчике, где ящик с золой. Ведь это ясно. Разве ты не припоминаешь, что во время нашего обеда какой-то негр нёс туда кушанье? Что ты подумал тогда?
— Я думал, что это кушанье для собаки.
— И я сам так думал вначале, но потом мне стало ясно, что нет.
— Почему?
— А потому, что на тарелке лежал ещё кусок арбуза, а собака арбузов не ест.
— В самом деле, собака арбузов не ест.
— Уходя, — продолжал Том, — негр заботливо запер за собою дверь и принёс ключ дяде как раз в то время, когда мы выходили из-за стола. Конечно, это был ключ от сарайчика. Ясно, Гек: арбуз доказывает, что в сарайчике сидит человек, а замок доказывает, что он арестант. Не
Я стал думать, но заранее знал, что план, который придумает Том, будет куда почище моего.
— Готово? — спросил Том немного погодя.
— Да, — ответил я.
— Говори.
— Прежде, конечно, следует убедиться, Джим ли это. А затем я бы постарался приготовить мою лодку да разыскать плот. В первую же тёмную ночь я украл бы ключ у старика, вывел бы Джима из сарайчика, усадил в лодку — и марш! Ночью мы плыли бы, а днём скрывались бы, как раньше. Ну что, годится мой план?
— Годиться-то он годится, — ответил презрительно Том, — да уж очень он прост! У тебя нет ни капли фантазии, Гек! План твой так же легко выполнить, как выпить стакан воды. О нём станут говорить не больше, чем об ограблении какой-нибудь бакалейной лавчонки. Какой же интерес в этом! Нет, надо придумать что-нибудь другое, получше.
Я молчал: ведь я заранее знал, что его план будет гораздо умнее. И действительно, я увидел, что его план в десять, в пятнадцать раз интереснее и лучше моего. По плану Тома, освобождение Джима было сопряжено с большими опасностями. Можно было даже добиться того, что нас всех троих перестреляют. Мы решили взяться за дело немедленно.
Когда в доме всё стихло, мы открыли окно и по громоотводу спустились на землю, после чего со всех ног побежали к сарайчику, чтобы убедиться, что там именно Джим. Собаки не лаяли: они уже знали нас. Мы осмотрели сарайчик со всех сторон и заметили оконное отверстие, которое было забито дощечкой.
— Ура! — воскликнул я. — Сорвём дощечку. Джим вылезет сюда — и он свободен!
— Ну да, конечно! Это в твоём вкусе: просто, как дважды два. Нет, надо бы придумать какую-нибудь штуку похитрее.
— Ладно! Давай проделаем дыру в стене. Я сделал такую дыру, когда удирал от отца.
— Это ещё куда ни шло, — согласился он. — Всё-таки таинственно и… больше возни. Но я уверен, что можно придумать что-нибудь ещё заковыристее. Да и к чему нам торопиться?
Между сараем и забором на задворках помещалась пристройка, примыкавшая к сараю. Дверь пристройки была заперта висячим замком. Том тут же нашёл железный лом, которым и сорвал скобу с дверей. Мы вошли туда, зажгли спичку и увидели, что земляной пол был загромождён всякой рухлядью: заржавленными лопатами, кирками, в углу стоял искалеченный плуг.
Пристройка эта только прислонялась к сарайчику, но не сообщалась с ним. Мы вышли снова, наложили скобу, и дверь казалась запертой не хуже прежнего.
Том был в восторге.
— Прекрасно! Теперь я знаю, что делать: мы должны провести отсюда подкоп, а для этого нам понадобится не меньше недели.
Покончив на этом, мы вернулись домой. Я прошёл через заднюю дверь, так как стоило только потянуть за ремешок, и она открывалась. Но для Тома это было слишком просто, ему хотелось приключений и трудностей. Он потребовал, чтобы мы вернулись к себе в комнату опять по громоотводу. Но это оказалось не так-то легко: три раза Том взбирался вверх по шесту и на середине соскальзывал вниз; наконец в четвёртый раз ему удался этот подвиг, и он победоносно взглянул на меня, как герой.