Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода"

Агамиров Карэн Владимирович

Месяц назад Димон закодировался и стал примерным семьянином. Тем удивительнее было встретить его здесь, на вокзале, в этом пропитом буфете.

– Здорово я тебя подсек!
– Димон реял на восьмом небе от счастья.
– Я сам себе загадал, что ежели сейчас завалю тебя с "Завалинкой", то сегодня вечером с Инкой, наконец, поскандалю! Так осточертела эта размеренная семейная жизнь!
– Улыбка сошла с отважного лица Димона.
– Каждый день - одно и то же:

"Димонушка! Иди есть супчик. Супчик есть разный: харчо с горошком и жиденькое овсяное пюре из вырезки свиной матки. А хочешь отведать щи со взбитыми сливками или уху из тюленьих яиц? На второе

сегодня шашлык из мяса кабачка. Заправить его рагу или чем-нибудь постненьким? Десерт, мой расхороший хрюндель, тоже с изюминкой: кисель с перцовой сгущенкой и мороженое, вяленное в вобле, фаршированной оранжевыми сырниками. Ты только выбирай, мой пребесценный плебисцитушка!".

Совсем я охренел, старик, - голос Димона осел, как в лучшие алкашеские времена.
– Как завязал политурить - не жизнь, а каторга. Все, буквально все раздражает! И больше всего - моя Инка.

– Слушай, Димон!
– Макарыч всегда имел об Инке исключительно положительное мнение, и в особенности о ее кулинарных способностях.
– Ты лучше на себя посмотри! Судьба вверила в твои руки такую бабу, а ты хнычешь.

– Да я понимаю, все понимаю, но ничего поделать с собой не могу.
– Димон развернулся к Гибельбабе, крякнул, шмыгнул трезвым носом, криво подмигнул Макарычу, осклабился и решительно направился к стойке.

– Две по сто пятьдесят "Завалинки"!!!
– И в этом возгласе, казалось, слилась вся мировая скорбь.

Слезы ручьем стекали на бестрепетные скулы Димона, но глаза светились, как у новорожденного поросенка, отражая, как в зеркале, состояние раскодированной души.

Макарыч ринулся было остановить безумие, но Димон в минуты прозрения неудержимо трансформировался в Микеланджело Неистового, и "две по сто пятьдесят" взяли на абордаж заплесневелый подоконник привокзального кафе "Перед смертью не наквасишься".

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Решительность Димона ходила в морских легендах. В бытность матросом на подводной лодке (он служил на суше, в Штабе Флотилии подводных лодок Тихоокеанского Флота и отвечал за уборку владений Командующего) любил он поразвлечься с вольнонаемным составом в комнате отдыха на широченной тахте, предназначенной для приема высокопоставленных комиссий из Москвы.

При этом Димон был настолько бесстрашным, решительным и ловким, что умудрялся завершить стрельбы с Амуром и навести марафет, так что и комар носу не подточит, за считанные мгновения до прибытия строгих инспекций. Но в один несчастливый день, когда следовало, по случаю перехода на весеннее время, перевести стрелки корабельных часов, умыкнутых доблестным матросом с затонувшего "Титаника", на час вперед, а он об этом совершенно не позаботился, так как перекачивал в штабные бидоны контрабандное "шило" (читай "спирт") с пришвартовавшегося супертанкера "Адмирал Глушаков", случилось страшное. Из Штаба Военно-Морского Флота России нагрянула грозная проверка во главе с адмиралом Шкентильколгуевым.

* * *

Разудалый мореход Голяк Гальюнович Шкентильколгуев прославился на все моря и океаны тем, что, будучи проглоченным белой девятиметровой тихоокеанской акулой во время неосмотрительного справления на воду большой нужды, был тут же выплюнут ею за невозможностью переваривания и без малейшего повреждения парадного морского мундира, подхвачен собственным дерьмом и вынесен им к берегу кровожаднейшего острова "Кишки и Печень".

Немало славных сынов самых разных отечеств положили здесь свои внутренности. Поэтому

Руководство Новой Великой России было немало удивлено, когда на страницах известных западных изданий замелькали красочные цветные фотоснимки, на которых бравый адмирал российского флота отплясывает "яблочко" в окружении знаменитых людоедов, водит с ними хоровод, дирижирует барабанным оркестром, выступает тамадой на свадьбах и даже вершит, как есть в адмиральской форме, заляпанной неустановленным веществом цвета каштана, местное правосудие.

На остров, по приказу Верховного Главнокомандующего, спешно выдвинулась экспедиция морского спецназа и палубной авиации. Однако меры предосторожности оказались излишними. Освободители нашли "Кишки и Печень" самоопределившейся русской деревенькой. На острове вовсю лилась родная речь, народ плескался в деревенском самогоне, выдержанном по рецепту адмираловской прабабушки в трехсотлитровых бочках, и распевал модернизированный Шкентильколгуевым "Черный ворон", каркающий жизнеутверждающее:

"Все пропьем, но русский флот не опозорим!".

Высадка десанта совпала с главным местным праздником - очередной годовщиной Великой Октябрьской Социалистической Революции в России 1917 года, непременно сопровождавшимся театрализованным представлением.

Вдоль побережья разгуливал островной "Ильич", абсолютно голый, с перьями в заднице, безукоризненно картавящий и с бородкой. Он приветствовал "революционных матросов крейсера "Аврора", прибывших поддержать вооруженное восстание", и пригласил их в "Смольный" аккомпанировать программному заявлению о переходе власти в руки рабочих и крестьян.

Воплями "Слава КПСС!" и "Смерть мировому капиталу!" встретили "большевики" появление "вождя" в компании вооруженных до зубов "Железняков".

У хижины Главного Людоеда бурлил коммунистический митинг. На соломенной трибуне заливался пролетарским соловьем адмирал Голяк Гальюнович Шкентильколгуев.

Узрев "товарищей по борьбе", он стремительно вскарабкался на ближайшее дерево и заклинал соплеменников не выдавать его "замаскировавшимся контрам". Командир морского спецназа приложил существенные дипломатические усилия, чтобы убедить граждан острова, затянутого в "красный тихоокеанский пояс", в том, что их лидер нуждается в серьезном стационарном медицинском освидетельствовании, по завершении которого он в целости и сохранности будет возвращен "Кишкам и Печени".

На подмосковном военном аэродроме "Чкаловский" адмирала Шкентильколгуева встречала толпа восторженных фанов и журналистов. Национального героя погрузили в "МИ-8" и отнесли "стрекозу" к Спасским Воротам Кремля, у которых Верховный Чародей вручил ему "Орден за выживание девяносто девятой степени".

Вновь учрежденная награда Новой Великой России предусматривала сто степеней поощрения россиян, умудрившихся выжить в условиях строящегося демонократического социально справедливого правового государства.

Высшей, сотой степенью, привечались жители страны, не отнесенные английским еженедельником "Forbs" к сотне богатейших проходимцев планеты.

Церемония завершилась прикреплением к заднице адмирала рыжей морской звезды и торжественными проводами в "Кащенко".

По окончании трехмесячного курса морского гипноза (погружение три раза в день на три часа в резервуар с тремя белыми девятиметровыми тихоокеанскими акулами-самками), он был комиссован с военной службы, с присвоением внеочередного флотского звания, на должность Генеранального Инспектора Генеранальной Инспекции Штаба Военно-Морского Флота Новой Великой России.