Прима
Шрифт:
___ Дорогие читатели, как думаете, Даша права или нет, что пыталась угодить новой маме?) Делитесь в комментариях.)
Глава 06 - Даша
Глеба нет. Неделю назад он уехал в Канаду и вернется теперь только к осени. Мне нравится такой вариант, по крайней мере, никто не будет строить козни. А еще с моей ноги, наконец-то сняли гипс. Прописали процедуры и сказали, что уже к началу июля я смогу вернуться к тренировкам.
Я написала об этом маме, но она не читает сообщения. Зато мне позвонила
– Мне недавно звонил Анатолий Аркадьевич, они будут к концу года ставить новую “Чайку” и им нужна Аркадина. Я решила предложить тебя, Дарья.
Зажимаю ладонью рот, чтобы не заплакать от счастья. Хоть кто-то в меня все еще верит – ждет. Значит, ничего не потеряно – я смогу.
– Дарья, – нарушает тишину Наталья Михайловна. – Будет непросто, да и роль, откровенно, говоря, не совсем подходит под тебя, я понимаю. Но придется постараться.
– Я приложу все силы! Обещаю!
И нет, это обещание не ей, а моей матери. Большего смысла в жизни-то и нет… Я его не вижу.
***
Смотрю в большое настенное зеркало, вернее зеркала, которые тут расположены буквой “г” и вижу ту, кого не хотелось бы. В моих глаза усталость. Я измотана настолько, что готова упасть камнем на пол и лежать неподвижно неделю, если не больше. Отвратительное чувство.
Сажусь на мат и развязываю пуанты. Ступни разодраны до крови, местами видны зажившие ссадины и синяки.
– Ненавижу! – кричу в пустоту. – Как же я ненавижу себя такой немощной!
Знаю, что должна продолжать тренироваться: стиснуть зубы и через “не могу” пробовать снова и снова, снова и снова, пока тело не отзовется нужным ритмом. Но каждый раз, когда я пытаюсь сделать шаг, боль пронзает мою голень.
Я не обращаю на нее внимания. Так нас учили с детства: хочешь парить лебедем, забудь про боль. Ее нету. Это не существующая субстанция. Мои ступни порой превращались в месиво, до того я себя изводила. Помню, однажды я шла босиком по коридору, а после меня оставались кровавые следы.
И что изменилось? Если тогда я могла, почему не могу сейчас?
Делаю глубокий вдох, встаю и начинаю медленно поднимать ногу, пытаясь повторить движения, которые раньше давались мне легко. Мыслю позитивно, даже представляю, что буду прыгать по сцене, тем самым переключая спектр внимания с боли.
А потом очередное падение. Я как камень, а не перышко. Я тяжелая, а не воздушная. Я – почти проиграла…
Возвращаюсь изнеможенная к себе. Открываю ящик, чтобы взять книгу и немного отвлечься, но натыкаюсь на дневник, который около пяти лет, с момента поступления в училище, непрерывно вела. Зачем-то открываю его и читаю вслух то, что никто никогда не должен прочитать. Мои унижения. Боль. Обиду и страхи. Кажется, я успела забыть о них, попробовал успех на вкус. Но чего он стоил?..
20 мая.
Сегодня
“Коровы”, – сказала грубым тоном она. Среди вышедших вперед и я. Мне настолько противно находится здесь, слушать гадости, которые она раз в месяц озвучивает в сторону учениц. К горлу подкрадывается тошнота.
“Ты что себя свиноматкой возомнила?”, – спрашивает она, останавливаясь напротив меня. Затем отворачивается, ответ ей не нужен, и уходит к следующей ученице.
Вечером я рассказываю обо всем маме. Ситуация в училище порой граничит с безумием. Об нас вытирают ноги. Да, мне всего одиннадцать, но я прекрасно понимаю, что нас не воспринимают, как учениц. Мы – рабы в глазах педсостава.
“А ты думала, в сказку попала?” – отвечает мама.
“Мне было неприятно”, – кусаю губу и жалею, что вообще рассказала.
“Когда в следующий раз будешь есть, подумай о том, как тебе было неприятно”, – кидает пустую фразу родительница.
Она уходит, а я бегу в туалет. Меня тошнит. От себя. От еды. От балета.
Ненавижу сцену. Ненавижу балет. И училище я тоже ненавижу.
Мама, неужели тебе меня совсем не жаль?
15 октября
Я сижу на занятиях по “классике”, ощущая себя какой-то позорницей. Девочки шушукаются, тайком поглядывая в мою сторону. Они уверены, что женские дни их не коснуться еще какое-то время, но каждая из них при этом жутко боится, когда окажется на одной скамье рядом со мной.
– Задержись, – говорит мне после уроков педагог, Милана Евгеньевна.
Переминаясь с ноги на ногу, вхожу в ее кабинет. Я уже наслышана о том, что должно произойти дальше. Девочки со старших классов между собой это обсуждали, хотя здесь вообще не принято ничего обсуждать.
– Раздевайся, – Милана Евгеньевна скрещивает руки на груди, и смотрят на меня выжидающе. Я испуганно пячусь, пока не упираюсь в стенку.
– Что? – хрипло шепчу.
– Показывай прокладку, – требует педагог.
И я показываю. А потом выхожу из кабинета в слезах. Закрываюсь в туалете и не могу привести себя в чувства. Казалось, что унизительнее постоянных взвешиваний ничего не будет, но нет – ошиблась. Это отвратительно.