Принцесса и маг зимы, или Переписать судьбу
Шрифт:
Я видела голову, похожую на человеческую и в то же время на змеиную. С узкими прорезями глаз и кроваво-красным ртом под плоским носом. И взгляд этих злых чёрных глаз обещал раздавить меня.
— Я… не… могу… зажечь…
Огонь не слушался меня. А когда, наконец, всё же послушался, то Лиэх погасил язычки пламени одним из своих щупалец. Задыхаясь, я увидела, как Ярвенн метнул ледяное копьё. А затем бросился душить эту тварь голыми руками.
— Стой!
Злой крик Келли прозвенел в комнате за миг до того, как холод Лиэха коснулся моего
Вой, похожий на скрежет металла, вонзился мне в уши. Щупальца разжались, и я рухнула прямо в сильные руки Яра. Он обнял меня, прижал к себе, успокаивая, согревая своим теплом. Я рыдала взахлёб.
— Тш-ш, Риа, тихо, тихо! Всё хорошо…
— Келли! — я задёргалась в его руках. — Где моя сестра?!
— Здесь я, здесь, — прозвучал её взбудораженный голос совсем рядом. Я оглянулась, увидела Келли и выдохнула. Она была цела и невредима, если не считать припухшей скулы.
— От щупальца плохо увернулась, — скупо улыбнулась сестра. — Но главное, что ты жива, Риа. И эта тварь пропала.
Поцеловав Ярвенна, убедившись, что дети тоже целы, я потянулась к Келли.
— У нашего отца ведь тоже особенный дар, как в той сказке, — глухо пробормотала она, пока мы стояли, обнявшись. — Не хочу, чтобы он отдал его ведьме. Пусть это и тьма, а не что-то, данное небесами.
Я помолчала, прежде чем ответить:
— Кто знает, что произойдёт на самом деле?
XVII
Яблочко, совсем крохотное и сморщенное, закрутилось, завертелось на ледяной тарелке, которую создал Ярвенн. И вскоре перед нами вспыхнула картинка.
Похоже, Скейда только что закончила чертить углём символы в круге, куда заключила моего отца. Для этого ему пришлось отступить на шаг от стены, чуть натянув цепи. Коснувшись каждой закорючки рукой, Скейда что-то прошипела на языке джейлари — видимо, заранее выученные слова. Символы вспыхнули и засветились огнём, вызвав на губах ведьмы довольную улыбку.
— Теперь настало время чёрных пауков, которые высосут из вас тьму, Дааль, и направят ко мне, — Скейда обнажила левое запястье моего отца под тонкой полоской оков. И приставила к белой коже, через которую просвечивали голубые вены, совершенно омерзительного паука. Я могла бы поклясться, что никогда не видела такой гадости. Ледяные мурашки побежали у меня по спине, когда Скейда прикрепила второго паука на правую руку своего угрюмого, молчаливого пленника.
— Будете пить настой обезболь-травы? — спросила ведьма, нарушив тишину. Отец — измученный, бледный, с растрёпанными прядями волос, упавших ему на лоб, — обронил:
— Нет.
— Это вы зря. Потом как захотите настоя, а я не дам, — ухмыльнулась Скейда. — Не до этого станет. Впрочем, с удовольствием вас послушаю, когда начнёте кричать и выгибаться от боли в оковах. Мне нравится, когда вы просите и умоляете. Сладкая музыка для ушей!
— Вы так предсказуемы, Эйнеке…
Его
— А вы никак не угомонитесь. Провоцируете меня. Ничего, кровь ритуалу не повредит, — с этими словами Скейда, находясь внутри круга, запела странную, дикую песню, и единственное, что я поняла из неё, это то, что ведьма обращалась к Тёмному Хранителю.
— Я, Скейда, некогда Эйнеке из рода Ари, — она говорила уже на драконьем языке, — призываю к тебе, о Великий, изгнанный с небес, покровитель всех тёмных сил, сделай же силу Дааля из рода Хэг ещё больше. И передай её мне.
Она коснулась ладонями слабо шевелившихся пауков на запястьях моего отца. И с его окровавленных губ чуть слышно слетело:
— Высвобождаю силу свою добровольно…
— Пусть она станет моей!
Ещё шесть непонятных слов, которые Скейда почти выкрикнула срывающимся голосом, и символы в круге загорелись сильнее. А от чёрных пауков начала струиться тьма, собираясь в облако. Оно ширилось и росло, заслоняя и Скейду, и моего отца.
Отвернувшись, я увидела, как исказилось яростью и болью лицо Келли. Как ещё сильнее помрачнел Ярвенн. Сидевшие за нашими спинами Рэйб с сестрой прижались друг к другу, будто страшась, что чёрное облако выползет и набросится на них…
— Да свершится воля Тёмного Хранителя! — неожиданно громко и ясно прозвучал голос отца. Словно это он проводил ритуал, а не Скейда. Словно это она была прикована цепями, а не он. И, когда облако рассеялось, я ахнула, прижав ладонь к губам.
— Всемилостивые небеса! — вырвалось у Келли.
Вся комната Скейды была полна страшных чёрных пауков. Стены затянуло поблёскивающей паутиной. Отец стоял в своих оковах, выпрямившись, и, не мигая, смотрел на растерянную ведьму. Пауки легко и проворно бежали по символам, которые ещё слабо тлели; заползали на цепи и взбирались на стол.
— Что? Что происходит? Уйдите! — вскрикнула Скейда, пятясь от приближавшихся к ней пауков. — Почему всё так быстро закончилось?! И твоя сила не стала моей?! Да убери же их от меня! Скажи, чтобы ушли прочь! — Её голос поднялся до визга.
Отец рассмеялся, и от его смеха у меня чуть волосы не встали дыбом:
— Ну, кто теперь просит и умоляет? Правда, я бы не сказал, что это похоже на сладкую музыку… Ты ничтожество, Эйнеке. Жадная дура. Даже не выяснила подробностей ритуала, который проводишь.
— Но я всё делала, как надо! — Отмахиваясь от пауков, ведьма прижалась к столу, лохматая и обезумевшая.
— Нет, — мой отец улыбнулся совершенно демонической улыбкой, и снова, как там, в Карвалийских горах, мне почудилось, что зубы его вытянулись, став клыками. — Ты выбрала неправильное время для ритуала, Эйнеке. В самом деле, откуда бы ты узнала, что я пробовал золотой эликсир и отмотал часы на пятьдесят лет назад? Одно из условий не было соблюдено, и, как результат, произошёл сбой.