Принцесса Володимирская
Шрифт:
– Да вы расскажите, в чем дело-то? – отозвался Шенк. – Я понял только, что еще до нашего появления он уже что-то подготовлял для России и Екатерины.
Доманский передал другу все, что узнал.
В России все висело на волоске. Вся знать, дворянство, гвардия, все было заодно с братьями Орловыми, чтобы свергнуть с престола ненавистную императрицу, возвести на ее место великого князя Павла или же, скорее, кого-нибудь другого, если бы такая подходящая личность нашлась под рукой…
– Ведь тогда Алина для них не существовала!
– Да. Но если так неосторожно действовать, как он, то ничего и не будет! – заметил Шенк. – Что мы для него? Авантюристы! Он нас зазвал к себе… Пьет, напивается до полусмерти. А затем выдает двум чужим людям тайну, за которую сам может голову сложить… Поезжай я завтра к этому адмиралу Грейгу?.. Что будет? Он сам сказал. И желай я заработать пятьдесят или сто тысяч? И он через три дня арестован!
– Правда… Но, видите ли, милый барон. Он все-таки понимает, что нам с вами выгоднее его не выдавать. Нам лучше, полагаю, будет, если Алина будет русской императрицей, нежели получить по сто тысяч каждому за предательство. А этой неосторожности его и пьянству вы не удивляйтесь. Все русские вельможи страшные пьяницы и как пьяны – так сейчас хвастать и рассказывать все, что ни есть на уме.
В эти же минуты Алексей Орлов сидел у стола улыбаясь и собирал ворох бумаг в шкатулку. Поглядев на подпись одного из писем, он вымолвил:
– И Панин в князья попал!.. Как это я Шувалова позабыл в заговорщики включить. Он теперь известен в Польше и Европе как недовольный…
Затем Орлов кликнул людей и велел позвать Христенека.
– Ну, Иван Николаевич, приготовь-ка мне к завтрему письмецо, самое злобное от Ивана Ивановича Шувалова. Мы о нем забыли.
– Слушаю-с, – улыбнулся Христенек. – А что эти, ваше сиятельство, подействовали на оборванцев?
– Еще бы! У этого Станишевского глаза разбежались и дух захватило. А уж я-то, Иван Николаевич, пьянехонек был. Лыка не вязал!
Христенек рассмеялся.
– И обидно! Представь, глупость какая, – вскрикнул Орлов. – Обидно мне это, что эти проходимцы подумают, что я двух бутылок не одолел. А я три ведра одолеваю, и ни в одном глазу! Ей-богу, вот это пуще всего обидно…
Орлов добродушно рассмеялся и прибавил:
– Завтра начну изображать из себя другого пьяного – от любви!.. Да! Как-то мы, голубчик, справимся с ними?
– Бог милостив! – отвечал Христенек. – Надо изловчиться. Нельзя упустить!
– Избави бог! – воскликнул Орлов. – Упустить… Там не поверят! Заподозрят! Ныне Орловы к сомнительным ведь сопричтены.
XXVII
Около полудня следующего дня принцессе доложили об Орлове. Он явился смущенный и встревоженный.
Поговорив с минуту о
Он сознался искренно и добродушно принцессе, что накануне вечером сделал огромную неосторожность и теперь находится в руках ее друзей.
– Я все знаю, – отвечала Алина. – Но какая же это неосторожность?
Орлов объяснил принцессе, что его участь в руках двух людей, которых он совершенно не знает и которые хоть и считаются друзьями принцессы, но в таком важном деле могут продать ее.
– Удивляюсь, – отозвалась Алина.
– Скажите мне, ваше высочество, могу ли я быть вполне спокоен на их счет?
Алина рассмеялась.
– Если ваши друзья отправятся к адмиралу Грейгу в Ливорно и выдадут меня, то адмирал может арестовать меня собственною властью, хотя он и считается моим подчиненным.
– И это я все знаю, – отвечала Алина. – Мои друзья мне передали, конечно, все, что узнали вчера, благодаря вашей любезной откровенности. Будьте спокойны! Какой же смысл был бы для них выдавать вас и, стало быть, меня? Подумайте сами. Напротив, они очень польщены вашим доверием.
– Но я был, принцесса, извините, пьян.
– Может быть; это не беда. Во всяком случае, тайна ваша или, лучше сказать, наша – в надежных руках. Вы не только не должны смущаться, но должны быть довольны. До сих пор я и в особенности мои друзья остерегались вас, не доверяя вам вполне; теперь мы связаны вместе неразрывной дружбой, вследствие вашего доверия. И Станишевский, а в особенности Линовский – люди подозрительные; до сих пор они всячески предупреждали меня быть осторожнее с вами. Теперь же, повторяю, между нами нет никакой тени в отношениях.
Алина старалась быть как можно милее и кокетливее; вместе с тем она говорила с чувством. Признания ее друзей, сделанные поутру, взволновали ее.
Уж если Шенк поверил возможности увидеть Алину на престоле русском, то что же ей оставалось думать?
Очевидно, что звезда ее счастья уже поднималась на небосклоне и сияла лучезарным блеском.
Теперь она была бы вполне счастлива, почти уже достигнув цели, если б… да, если б этот человек, богатырь и красавец, вместе со своей готовностью служить ей, предложил ей свое сердце.
С тех пор, что она помнит себя, это первый человек, не поддающийся ее чарам, – первый человек, в которого она влюбилась с первого дня и который или без сердца, или избалован женщинами.
Вследствие этих тайных мыслей Алина поневоле была все-таки несколько задумчива и печальна.
Орлова смущала эта тень, которая легла на лицо красавицы. Она говорила искренно, с чувством. Каждое ее слово дышало чистосердечием, а между тем было что-то, какая-то дума и забота на душе ее.
Но скоро и эта последняя тень в их отношениях исчезла.